- Она упала, когда мы залезали, - ведет плечами Мэтти и замечает что-то осуждающее во взгляде Рентона. - Это был несчастный случай. Сука, чего пялишься на меня?
Рентон отворачивается, сохраняя напряженное молчание, но тут вмешивается Кайфолом:
- Я скажу за него. Не тебе, ебаному вору, называть других стукачами.
- Что? - резко поворачивается Мэтти.
- Тот бирюзовый фирменный свитер, - обвиняет его Кайфолом, и он сразу обиженно замолкает. - Помнишь его? Конечно, помнишь, это ты его украл тогда в нашем дворике в Банана-Флэтс, где моя мать оставила его сушиться после стирки.
- Не брал я твоего долбаного свитера! - кричит в ответ Мэтти, ища поддержки в Кочерыжке. - Сука, это было очень давно, мы тогда малолетками еще были, тогда все что-то воровали!
- Да, но другим-то ума хватало не носить то, что воровали! Они продавали и покупали новое. Только бомж одевает то, что ворует, - гнет свое Кайфолом, закуривая и глубоко затягиваясь дымом. - Помню, как сказал маме, мол, это Мэтти Коннелл украл тот свитер, он сейчас в нем до школу ходит. Знаешь что она ответила? Говорит: «Да пусть носит, сынок. Коннеллы бедно живут, парню он больше нужен, чем тебе». Так сказала моя мама. Она и дальше вывешивала старые вещи на той веревке на улице, просто чтобы помогать вшивым бродягам, - жестко чеканит он слова, - просто потому, что ей было жаль таких, как ты.
- Вы так думали о нас? Да? Ты так относился ко мне на протяжении всех этих лет?!
- Да, - пожимает плечами Кайфолом, - давай, блядь, заплачь, как обычно. Бедный маленький Мэтти. Бедный вшивый бомжара.
Мэтти жалобно смотрит на Кочерыжку и Рентона.
- Мэтти, ты и сам знаешь, что я думаю, - подается вперед Рентон, кладя руки на колени и глядя ему прямо в глаза. - Мы все знаем, почему ты так относишься к Кизбо. Это все потому, что он спал с Ширли. Они с самого детства встречались, ебаный в рот! А теперь она с тобой! Забудь уже об этом!
- Что? При чем тут это? - неуверенно, устало отрицает Мэтти.
Кайфолом присоединяется к их ссоре: - Слышал, у них все было, ага, у нее с Кизбо.
- Что-о-о? - удивленно открывает рот Мэтти. Он смотрит на друзей, весь в ярости, будто не из этого мира, а их холодные взгляды и мертвенная бледность ясно говорят ему, что лучше бы он остался там, с собаками.
-Ну это то, что я слышал, - продолжает Кайфолом, наслаждаясь выражением лица Мэтти.
- От кого слышал? - огрызается тот. – КАКОЙ МУДИЛА ЭТО СКАЗАЛ?
- Да так, девушки говорили.
- Что ты, черт возьми, говоришь, Уильямсон?
Кайфолом таращится на Мэтти.
- Кизбо был у нее первым. Этот толстый рыжий гигант первым трахнул твою жену, лишил ее девственности, ее девичья кровь была на его члене. Да, она точно всегда будет помнить его. И это естественно, что она всегда думает о том моменте, каждый раз, как видит случайно нашего Кизбо. Понятное дело, что это будет капать тебе на мозги до конца жизни.
Мэтти стоит, как вкопанный, и не хочет верить своим ушам.
- Что-о-о? - повторяет снова с недоверием.
Кочерыжка начинает жалко ныть:
- Ну, ребята, хватит, хватит, так не должно быть.
Рентон с Кайфоломом наслаждаются моментом, когда Мэтти раскрывает перед ними душу, свою настоящую сущность.
- Это. Будет. Капать. Тебе. На. Мозги, - медленно повторяет Кайфолом.
В Мэтти, кажется, пылает адский огонь, и он в конце концов взрывается.
- АХ ТЫ ЕБАНЫЙ, ГРЯЗНЫЙ СУТЕНЕР! - кричит он, выпячивая свою жилистую шею, и из его носа летит мерзкая куча соплей. Затем он смотрит себе под ноги, наклоняется и подбирает камень. Рентон бросается к нему, чтобы схватить товарища.
- Ну, блядь ...
- СУКА, Я УБЬЮ ЕГО! Я УБЬЮ ЭТОГО ЛЖИВОГО ПОДОНКА! - И он бросается вперед, но его сразу хватают Рентон и Кочерыжка.
Кайфолом стоит расслабленной позе и демонстративно затягивается сигаретой. - Да, ага. Конечно.
- УИЛЬЯМСОН, ТЫ, БЛЯДЬ, ЕБАНЫЙ МЕРТВЕЦ! - пронзительным голосом завопил Мэтти, а затем развернулся на сто восемьдесят градусов и исчез в темноте. Кайфолом пренебрежительно смотрел ему вслед, глубоко затягиваясь очередной сигаретой.
- Эй, Мэтти, подожди меня ... - Кочерыжка побежал за Мэтти.
- Кочерыжка ... - неуверенно окликает друга Рентон.
- Оставь этих ебантяев, - хватает Кайфолом Рентона за запястье. - Это даже лучше, что они ушли. Вчетвером мы бы привлекали излишнее внимание.
Они наблюдали, как Кочерыжка перебирается через насыпь вслед за Мэтти, затем они оба скрылись из виду на Горги-роуд, Мэтти шел не к фургону, а вниз по дороге, проходя бар «Стретфорд», и было весьма непонятно, почему он выбрал такое направление, а еще более неясным было то, почему Кочерыжка решил проследовать за ним.
Рентон и Кайфолом шли и шли, оставляя завод позади. Они шагали по железной дороге, которая вилась, как змея, вокруг бара и оживленных улиц. Луна, прятавшаяся за паутиной облаков, напоминал Рентону бледное мрачное лицо Кочерыжки.
- Мэтти, ебаный мудак, ничтожество проклятое, - говорит Кайфолом, спускаясь вниз по тропинке. - И кто только выпустил это животное из клетки? Нам сейчас всем хуево до мозга костей, это понятно, но надо человеком оставаться даже в таких условиях.
- Он всегда ведет себя как последний мудак, неважно, ломка у него или кайф, - отвечает Рентон и только сейчас осознает, как сильно жалеет, что не дал Мэтти по морде. - Всегда хотелось из этого подонка выбить все дерьмо. Наш Кит теперь надолго в тюрьму попадет, и все из нас. А этот мудак еще пытался над ним смеяться!
Боль усиливалась ... Рентон проклинал неосторожность всех тех нелепых поступков, на которые его толкнули жалкие остатки героина в его организма. Скоро они совсем не смогут на ногах держаться. необходимо добраться домой, к заначке с валиумом. Обнявшись за плечи, по тропинкам они вышли к виадуку на Юнион-канале. Какая-то непонятная сила толкала их к этой похожей на череп арке, к жуткой полости внутри нее. Казалось, что эта величественное сооружение разделяет сонные улицы города и потусторонний мир. Эти резкие склоны вели к центральным улицам, тем холодным, серым главным артериям, так же хуйня происходила сейчас и в их артериях, Рентон с Кайфоломом вспотели и начали чесаться, как цыплята, которые только вылупились из скорлупы в своем тоненьком пушке.
Во Вьюфорте, когда они отошли от канала, начал накрапывать дождь. Шагая в направлении Брантсфилда, они наблюдали за яркими оранжевыми пятнами натриевых ламп, которые тускло освещали влажные улицы. Дальше они прошли напрямую через луг и направились к мосту Норд-Бридж. Улицы были совершенно пустыми, а потому свободными от пьяниц, которые заблудились в поисках такси, ночных баров или вечеринок. Сирена «скорой помощи» нагло встревожила ночную тишину и посеяла панику в их сердцах, заставив их, как крыс, бежать вниз по слабо освещенным задворкам Королевской мили, которые они быстренько пролетели, направляясь на Келтон-роуд. - Не могу больше терпеть этой бесконечной суеты! - кричит Кайфолом, вздрагивая от отвращения.
Пока они шли по темной и безлюдной улице, на Рентона нахлынули воспоминания о малом Дэйви. В доме стало так пусто и холодно без постоянного хаоса, который он привносил в их жизни. Семья распалась. Иногда что-то кажется ненужным, бесполезным, но, когда это что-то исчезает, все превращается в руины, в полную хуйню. Наконец он решил ответить Кайфолому на его высказывание.
- Согласись, странно, вот сейчас один миг, и вдруг его уже сменяет другой. Так и следующим поколениям будет насрать на нас. Для них мы будем парочкой смешно одетых онанистов, поблекшее фото которых потомки поставят в рамочку и иногда будут смотреть на него. И ни один известный мудак-режиссер не снимет о нашей жизни фильм.
Кайфолома испугали слова Рентона, он вдруг останавливается посреди пустой улицы.
- Ты сдался, друг! Вот в чем дело. Ты сдался.
- Может, и так, - соглашается Рентон. А может, Кайфолом в самом деле прав? В конце концов, у каждого в жизни наступает такой момент, когда исчерпывается запас слез и желание цепляться за этот мир.
- Нам пиздец. Если даже ты сдался, то мы точно обречены, - говорит он и шагает дальше; и вдруг позади них загрохотала одинокая машина. - Знаю, мы уже устали друг от друга, но ты - наша опора, тебя мы равнялись. Помнишь, тогда, когда мы ворвались в тот дом, ты спас ту девушку. Точнее, вы с Томми. Бэгби оставил бы ее там умирать, а мы с Кизбо и Кочерыжкой просто растерялись бы, не знали, что делать. А вот ты тогда не растерялся. Откуда ты знал, что надо делать?