Ощущения от отката были такие, словно я бежала в хорошем темпе, а потом на встречу выехал грузовик. Меня буквально сорвало с гарафены, без сомнения оставив часть пасти и зубов на её шкуре, а запас маны и крови моментально опустел. Тут же пришли боль, страх и дезориентация, до этого подавляемые вампирскими чарами. Меня скрутило похуже чем тогда, после «огненного шторма» в деревне кобольдов, и какое-то время я просто хрипела, не видя ничего из-за кровавого тумана перед глазами, каждую секунду ожидая что змея меня сейчас просто прикончит. Уже позже я поняла, что, если бы гарафена могла, она бы так и сделала, настолько слабой я была в тот момент. Но гадине пришлось куда хуже. Когда я вернула зрение и шум в ушах отступил, мне предстало гигантское тело, которое едва шевелилось метрах в двадцати впереди. Змея изогнулась, повернула ко мне здоровый глаз. Она жила! Я вложила в удар всю кровь, всю ману, которая у меня была – а её, напомню, со времён лабиринта было абсолютно дохрена — но этой твари было мало! Хрипя, я повернулась к медленно приближающейся пакости и вытянула вперёд руку в последнем приступе упрямства. Перед пальцами начало медленно ткаться плетение, высасывая остатки маны, и змея замерла. Она видела в каком я состоянии, знала, что я слаба – но также видела формирующуюся передо мной паутину «истинной смерти». Хватит ли у меня сил на заклинание? Хватит ли заклинания для того, чтобы её добить?
«Я и сама не знаю, в этой суматохе потеряла нить происходящего. Но как ты думаешь – тебе повезёт? Так повезёт, тварь?» — думала я, глядя в светящийся разумом изумрудный глаз.
Обычный зверь, наверное, был бы ослеплён гневом и болью и хотел бы достать обидчика любой ценой. Но гигантская змея была умнее, по крайней мере, мне очень хотелось в это верить. И в первый раз в этом бою мне по-настоящему повезло. Гадина наклонила голову, развернулась и, мотаясь из стороны в сторону, свалила вверх по течению, быстро исчезнув в толще зеленоватой воды. Я развеяла плетение и, преодолевая дурноту, медленно поплыла к берегу. Выбравшись на песок, потеряла сознание.
Когда пришла в себя, солнце уже преодолело зенит. Видимо, я была в отключке несколько часов. Походя заметив, что тело вернуло привычный вид, я, шипя, приподнялась на локте, и меня вырвало смесью воды и змеиной крови. Жуткая слабость проникла в каждую клеточку моего мёртвого тела, песок перед глазами плыл и было очень сложно сфокусировать взгляд. Поэтому, когда я, повернувшись, увидела рядом с собой свой меч, я сначала приняла его за галлюцинацию – и правда, откуда – змея же в себе уволокла? Пощупала рукоять, коснулась лезвия, задумчиво посмотрела на порезанный палец – да нет, не галлюцинация. Пофиг, буду думать потом. Я медленно поднялась, пошатнулась, помогла себе мечом, как тростью, и утвердилась на ногах. Голова закружилась, и я упала на колени, меня снова вырвало кровью. Я тихо выругалась, захрипела и растянулась на песке. По-моему, всё же не в луже своей блевотины, но, честно говоря, я не уверена. Пролежав какое-то время, я почувствовала боль, посмотрела на руку и заорала – я горела заживо! Видимо, к этому моменту «кровавый покров» потратил последние запасы крови и маны и отключился – но это я, конечно, тогда не осознавала. Я, скуля, сползла обратно в воду, в тщетной попытке потушить пламя, а когда не смогла, в панике достала из кольца плотный чёрный плащ и, дрожа, накрылась им, свернулась калачиком на песке. Через некоторое время боль прошла, а ожоги на руках медленно покрылись рубцами и наконец заросли кожей – куда более бледной, чем обычно, и… сухой что ли? Смотря через плащ на ненавистное светило, я тихо материла этот долбаный мир, грёбаный Хор, сраного Каслевского, превратившего меня в кровососа. Это продолжалось минут десять, потом, когда ругательства кончились, я просто беззвучно плакала и наконец, опустошённая впала в апатию. Не знаю, сколько я пролежала под толстой тканью без движения, но, наконец, приступ жалости к себе схлынул.