— Теперь вторую ногу. А потом и до рук дойдём.
В отчаянии я, задыхаясь, залепетала:
— Пожалуйста, не надо больше, я пойду с вами сама. Только не надо больше.
Командир покачал головой и произнёс:
— В страдании искупление, дитя тьмы. Не бойся, мы покажем тебе свет. Брат Кадос, продолжай.
Я потеряла сознание, когда булава сломала мне второе колено. Последнее, что я видела – отсветы факелов на сияющей гравировке кирасы командира. Гравировке в виде трёх плоских ромбов с общим центром. Символом Ордена Веретена.
Глава 26
Предупреждение: в этой и следующей главах будут сцены физического и психологического насилия над ГГ (и не только). Читайте на свой страх и риск!
Новый приступ боли вырвал меня из беспамятства. Я раскрыла глаза и попыталась осмотреться. Оказалось, что меня тащат два рыцаря: мой мучитель с булавой нёс под правую руку, а один из тех «инициев», о которых упоминал командир – под левую. Сам «капитос», как почтительно называли его остальные рыцари, шёл впереди, держа огромный меч на сгибе локтя.
Рыцарь, сломавший мне ноги и руки, заметил, что я пришла в себя и негромко сказал:
— Не дёргайся.
— Я просто… где мы? — я наконец преодолела боль, сфокусировала взгляд на окружении и увидела, что меня тащат по мощёной дороге, слишком широкой для деревенской.
Воин хмыкнул, помолчал некоторое время, но всё же удостоил меня ответом:
— Возвращаемся в святую крепость Астара Великомученика, — он махнул рукой вперёд, — вон она, впереди.
Я подняла голову и увидела за границами деревни холм, обнесённый рвом. Из холма поднимался замок. Стены из серого камня, высокий шпиль центральной башни, а сама структура выглядела скорее укреплённый собор, нежели крепость. Форма цитадели напоминает храм Хау, которые я не раз видела в Стразваце, только гораздо крупнее и с узкими бойницами вместо витражных окон. Даже отсюда (а до крепости было ярдов шестьсот) она внушала своими габаритами.
— И как я её проглядела… — я не заметила, что произнесла это вслух, а заметив прикусила язык. Мало ли, что ещё рыцарь вздумает мне сломать.
Впрочем, он не стал меня бить, и даже удостоил ответом:
— Великая Мать скрывает нас от мирского ока. Посмотри вверх.
Я сделала как он сказал. Звёзды и луна словно бы плыли, будто я находилась под прозрачным куполом, наподобие моего «водяного щита». Понятно, маскировочное заклятье, или что-то вроде того.
— Она пришла в себя, Кадос? — командир повернулся к нам, окинул меня взглядом, кивнул, — Хорошо. Нас скоро встретит староста Зегнеш, мы будем говорить, а ты будешь молчать, ясно?
— Ясно, — ответила я.
Мужчина кивнул и отвернулся. Кадос тоже не демонстрировал желания продолжать разговор, и я уставилась в землю, стараясь не смотреть на изуродованные ноги. Хорошо хоть рыцари были высокие и мои ступни не касались земли – не думаю, что я бы выдержала такую пытку. Сломанные кости и так отдавались болью при каждом шаге.
Мы вышли на площадь, окружённую четырьмя большими домами. Сказать по чести, архитектуру я не запомнила – была не в том состоянии. Капитос вывел своих людей на центр площади, где у здоровенного идола ждал дородный мужчина в сюртуке. Одежда выглядела прилично, но по всклокоченной бороде и помятому лицу даже в свете факелов было понятно, что его выдернули из постели. Подошедшему командиру он низко поклонился, на что тот ответил лёгким наклоном головы.
— Грозонга Зегнеш, нэ миртазири анкорье миса, — произнёс воин.
— Ргенгдазное пирикта, зорк Вендер, — голос у старосты был низкий и хриплый, — ктирозити зулданорь цурниг?
— Дез. Гурльду узин кроси дорзга курети бенедикта. Ирки зи энэ нгоритовик эн з окизение, нэ грувенет нэ закра нгосте з артизьники. Зура во - огрокойте дюкей э рканиде, зте офшидо гинилага
— Зез кризунти, нэй зорк. За гранодги ола тирнахтес вирини!
— Зу шеки маскон.
Выслушав командира, староста снова поклонился, плюнул мне в лицо, сказал ещё что-то непонятное, но вряд ли лестное. Мне, сказать по чести, было всё равно – я старалась насладиться внезапной передышкой.
Когда староста скрылся из виду, Кадос негромко сказал:
— Бенедикте, брат Вендер? Мы не будем бросать её к остальным?
— Нет, не будем. Леди Кариона питает куда больший интерес к созданиям ночи, чем к попрошайкам, бандитам и остроухим нарушителям границ, — покачал головой капитос и отвернулся, показывая, что разговор окончен.