— Именно! Клара заблуждалась, опасно заблуждалась и заслужила смерть – но побить её камнями, как какую-то простолюдинку? Она была последняя в своём роду, и теперь этот род прервался. А это ведь была хорошая кровь, старая кровь.
— Понимаю, — ответила я, — ты боишься, что за откровениями Карионы скрывается подсознательный страх перед теми, кто лучше её? Или даже что эти недостойные чувства руководят ей сильнее, чем слова богини?
Блондин поджал губы и ответил:
— Думаю да. Её низкое происхождение не смыть никакими ритуалами, она хуже лорда графа Вендера Аргонского, но она им командует. Она многого достигла, но обращаясь к толпе забывается и проповедует линчевание аристократов. Аристократов! Всех! Это же практически измена! Она хочет, чтобы правили не те, кто заслужил это по праву крови, а обычная челядь!
— Ужасен мир, которым правит лавочник, — кивнула я, — но не так ужасен, как тот которым правит фермер.
— Именно! Очень мудрое изречение, леди Рэд.
«Знала бы – выучила бы майн кампф. Там таких изречений – вся книжка, нужно только слова поменять,» — подумала я.
Тем временем, Тьюзак, воровато оглянувшись на закрытую дверь, поднёс к моим губам флягу и позволил допить остатки содержимого. Приложил палец ко рту, а я в ответ заговорщицки улыбнулась и наклонила голову.
На следующий день, Кариона ко мне не приходила, да и сам Тьюзак заявился только к закату. Причём вёл себя нервно. Приложив флягу к моему рту, он произнёс:
— Орден выступил, леди Рэд. Лорд Вендер собрал своих людей и отправился в поход, я боюсь что… — он набрал в грудь воздуха и выпалил, — я боюсь, что леди Кариона убьёт вас на рассвете. Она достроила серебряную клетку и готовится выступить вслед за остальными. Не думаю, что она оставит вас без присмотра.
На секунду меня обуял страх, но тут же я поняла, что раз крепость опустела, лучшего шанса мне не представиться. Нужно только правильно разыграть свои карты.
— Понимаю, — я наклонила голову, — что же, по крайней мере, я пообщалась с кем-то достойным перед смертью, лорд Кархорст.
— Леди Рэд… — мужчина помотал головой, — я уверен, что будь на месте Карионы кто-то благородный, он бы нашёл не такое позорное наказание. Если бы наказывал вообще. Вы же не убивали аристократов.
Я кивнула:
— Только одного, в дуэли чёрной сферы. Я не убиваю без причин.
Тьюзак расхаживал перед удерживающей меня конструкцией, нещадно ероша волосы. Наконец остановился и сказал:
— Я не знаю, что можно сделать, леди Рэд.
— Зак, всё в порядке, правда, — я улыбнулась, медленно регенерируя лицо и производя последние приготовления, — страдание ведёт к искуплению, помнишь? Мы встретимся на той стороне.
— Леди Рэд, — юноша готов был расплакаться, — вы встречаете смерть с истинным благородством.
— Единственное, о чём я хочу попросить, — я поникла головой, мысленно делая финальные приготовления — это последний поцелуй. Настоящий поцелуй лорда, чтобы вы запомнили меня.
— Саша, — пробормотал юноша и вскинул голову, — конечно, вы более чем достойны.
Он сделал шаг вперёд, затем ещё один. Тьюзак был высок, так что ему не требовалось вставать на цыпочки чтобы дотянуться до моих почерневших губ. Сильная рука легла на мою изуродованную кожу, переместилась на затылок, он закрыл глаза, приблизил свои губы к моим…
Я дёрнула вниз левую руку. Ослабленные трансформацией суставы хрустнули, сломались и я вонзила заострившуюся лучевую кость в шею блондина. Он замычал, пытаясь отстраниться, но я обхватила его ногами, прижала в себе, прервала поцелуй и глядя в глаза младшему сыну лорда Кархорста произнесла:
— Как я и сказала, я не убиваю без причины.
Выдернула окровавленную культю из раны и впилась в шею.
Деревенские в детстве проходили через местный аналог крещения, при котором в их тело попадала частичка божественной маны. Энергия богини, презирающей и ненавидящей нежить в любых формах, действовала на меня как кислота. Но рыцари – рыцари не происходили из деревенских, их собирали по всей стране из числа младших сыновей аристократических родов, и в их кровь божественная мана попадала при полноправном вступлении в орден, когда они из неофисов переходили в инициев. И поэтому я могла пить эту кровь. Наверное, Тьюзак пожалел, что рассказал мне всё это в перерывах между жалобами на мигрантов, лишающих его нацистскую задницу работы. Хотя может и не успел – я была, скажем мягко, не очень милосердна с его высасыванием.
Оторвавшись наконец от шеи, я осторожно опустила труп на землю и, сосредоточившись, прошептала: