Я вышла из-за спины мертвяка и молча посмотрела на брата-рыцаря Кадоса, который правил меч на точильном камне. Мужчина смотрел на меня, а потом резким движением схватил со стола уже знакомый мне амулет.
Он поднял руку и небольшое помещение залила вспышка ослепительного света. По счастью, меня всё ещё скрывал рванувшийся вперёд зомби, и именно ему досталось от святой способности рыцаря. Я рванула по осыпающимся на пол костям к Кадосу и ударила по руке, в которой тот держал амулет. Мужчина зашипел, когда клинок отсёк ему палец и отпрыгнул назад, поднимая меч.
— Не думал, что увижу тебя, отродье, — пробормотал он, сжимая оружие окровавленными руками, — ну что ж, посмотрим…
Смотреть я не собиралась. Как и вести честный поединок. Я прыгнула вперёд, игнорируя летевший мне в живот меч, и вонзила клинок рыцарю в живот, одновременно вгоняя культю с острой костью в рот. Глядя прямо в водянистые глаза, начала медленно вести клинок вверх, разрезая кишки и брюхо. Брат-рыцарь захрипел, отпустил застрявший в моём боку меч и попытался вытащить культю, в буквальном смысле костью засевшую у него в глотке. Я повернула меч, продолжая смотреть мужчине в глаза, пока его хватка на руке не ослабла. Сделав шаг назад, я позволила уроду упасть в растёкшееся по полу содержимое его кишок.
«Достойная смерть,» — подумала я, выдернув из себя оружие Кадоса, бросила его к трупу, и пошла к двери.
Закрыла её, подумала и заперла на засов: не хотелось, чтобы кто-то вошёл, пока я одеваюсь. Прошла вдоль рядов доспехов и оружия и обнаружила большой сундук с навесным замком. Сорвала дужку и заглянула внутрь. Бинго.
Мои доспехи были аккуратно сложены на дне, поверх гамбезона и штанов. Меч лежал сбоку, рядом с сапогами. Я извлекла экипировку. Влезла в штаны, которые пришлось повязать верёвкой чтобы не болтались, натянула сапоги. Куртку надела на голое тело, за неимением рубашки, после чего начала облачаться в доспехи. Подогнанная Дзаей под меня кираса сейчас болталась на поясе, так что пришлось затягивать пластины внахлёст, благо ремешки позволяли. Тоже самое пришлось проделать с латными ногами и наручами. Наконец, я перетянула кирасу поясом, прицепила к нему ножны и посмотрела в висевшее на стене зеркало из отполированного куска металла. Мда…
На меня с той стороны смотрела жертва пожара. Обугленная кожа обтягивала голый череп. В пустых глазницах светился холодный колдовской огонь. Нос отсутствовал, губы едва скрывали отросшие клыки. Мда. Сильно было в Тьюзаке уважение к голубой крови, если он согласился ЭТО поцеловать. И тут же пришло понимание того, насколько хлипким был мой план побега. Будь маленький нацист поумнее, или посильнее, или попривередливее…
Я фыркнула и отвернулась от зеркала. Рано предаваться рефлексии – я ещё не выбралась. Так, что там говорил блондин про покои бенедикты? Наверху главной башни? Зачем я спрашиваю, у меня же эйдетическая память.
Подойдя к двери, я откинула засов и вышла из комнаты. Замерла на секунду и вернулась обратно, пошевелила носком сапога груду костей, бывшую когда-то Тьюзаком и обнаружила свою фляжку. Подняла её, смахнула пыль и почувствовала дрожание хрусталя. Пробормотала:
— Я тоже рада тебя видеть. Не волнуйся, мы выбираемся отсюда.
Бронзовое горлышко задрожало, а хрусталь нагрелся, словно от радости. Я улыбнулась, прицепила сосуд к поясу и слегка погладила затянутыми в перчатку пальцами.
Выйдя наружу, я прикрыла дверь в надежде, что так вонь какое-то время удержится внутри и нахмурилась. Можно попробовать выскользнуть через ворота, но что-то я не уверена, что в текущем состоянии я справлюсь со стражей, которая точно там будет. Спрыгнуть со стены в ров? Может быть, но стена всё-таки высокая, чёрт его знает как выйдет. Я некоторое время прикидывала варианты, прежде чем осознала: я просто искала повод не убегать. Потому что мне очень хотелось поквитаться с Карионой. Да, это будет опасно, да, жрица-избранница Хау скорее всего будет сильна, но… Я просто не могу оставить эту тварь в живых.
С этими мыслями, я прошла по коридору дальше. Вроде как ближайший подъём будет где-то за этой дверью. Я осторожно открыла створку, скользнула внутрь и прикрыла дверь за собой. Так, теперь мы проходим через большой зал под фундаментом башни и из него поднимаемся…
Моя мысль буквально оборвалась на полуслове, как только я вышла в новое помещение. Язык присох к гортани, а в голове вдруг зазвенела холодная мысль: «А откуда ты собственно думаешь взялись казнённые»?
Большой круглый зал имел в поперечнике ярдов сорок. Стены из серого камня, закопчённый потолок освещали факелы на стенах и три колеса со свечами ближе к центру. И каждый сантиметр освещённого пространства был занят пыточными приспособлениями, на которых лежали, висели и умирали три десятка живых существ. В основном – женщин. Прибитых к крестам, обожжённых на жаровне, с содранной кожей, отрубленными пальцами, выжженными глазами, жертвы ордена плакали, кричали и визжали от боли и ужаса, в то время как четверо палачей деловито занимались несколькими из них за раз. Я видела многое и знала из прошлой жизни, что в средневековье происходило всякое дерьмо, но эта… мерзость, которую творил Орден, такого я даже представить не могла. Даже в самых жестоких культурах пытки обычно преследовали конкретную цель: выбить раскаяние и признание, добыть информацию. Для «рыцарей» Хау же сами страдания были целью.