Ещё несколько этажей. В раскрытых ртах я теперь иногда вижу по два, а то и три ряда кривых зубов. Глаза западают глубже, ещё глубже, всё меньше напоминая человеческие. Руки и тела становятся тоньше, меняются пропорции.
Ещё несколько этажей. Глаза окончательно запали в черепа, я больше их не вижу, зато я вижу каналы-глазницы, уходящие вглубь куда дальше, чем должны позволять габариты черепа. И эти каналы усеяны тонкими игольчатыми зубами.
Ещё несколько этажей. Теперь ненависть плотной плёнкой оседает на всех деталях композиции этих залов. Статуи тянут ко мне каменные руки, в их ртах иглы тонких зубов походят на таковые в бывших глазницах.
Ещё несколько этажей. Теперь они сходят с постаментов, сначала осторожно, как бы пробуя возможности, потом всё увереннее. С каждым следующим моим подъёмом они приближаются к лестнице. Под каменными балахонами угадываются очертания, которые никак не могут принадлежать обычным ногам.
Ещё несколько этажей. Я уже могу коснуться тянущихся ко мне рук, но не делаю этого – незачем. Искажённые злобой лица всё ближе, и я вижу, что каждая статуя в два-три раза превосходит размеры человеческого тела.
Ещё несколько этажей. Теперь я почти задеваю протянутые ко мне пальцы плечами, когда иду мимо. В чём бы ни была задумка неизвестного художника, скоро я пойму её смысл.
Последний этаж — лестницы больше нет. Три огромные фигуры нависают надо мной. Раскрытые рты меньше чем в полуметре от моего лица, искажённые невероятным спектром эмоций гримасы статуй ярче всего выражают страх и ненависть. Я протягиваю руку и касаюсь ближайшего ко мне лица женщины. Мрамор под пальцами словно плывёт и через мгновение статуя бесшумно осыпается на пол горой невесомой пыли, вслед за ней опадают и остальные. Я оглядываюсь и вижу высокую дверь. Перешагивая мраморную пыль, меня настигает странное чувство вины, но я его отгоняю. Я здесь не за этим, у меня есть конкретная цель. Открываю дверь и вхожу в длинный зал.
Только сейчас я заметила, что вокруг было не то что бы темно, несмотря на отсутствие каких либо светильников. Причём свет не проникал через какие-то отверстия, он просто… был. Как в пасмурный день при занавешенном окне, только темнее. Но я всё ещё вполне могла разглядеть собственную руку, вытянув её перед собой. В дальнем конце зала раздался какой-то стук, и я тут же включила ночное зрение и выхватила меч. Прислушалась – шум не повторился. Нахмурившись, я осторожно пошла вперёд. Шаги гулко отдавались под самым потолком, несмотря на то что я в общем-то пыталась не шуметь. К сожалению, подкованные кавалерийские каблуки высоких сапог не особо располагали к скрытному перемещению. И так, стуча подкованными каблуками и позвякивая шпорами, я пересекла зал, оказавшийся добрых ста метров в длину, и наконец обнаружила источник шума — невесть откуда взявшийся ветер перелистывал желтые страницы древней книги. До этого она очевидно стояла вот на этой полке, где как раз в слое пыли есть прореха, а сейчас под давлением обстоятельств и капризных воздушных масс, вылетела с насиженного столетиями места и оказалась на полу. Бывает. Наверное.
Я убрала меч в ножны и, опустившись на одно колено, подняла книгу. Перелистнула страницы. Нахмурилась. Перелистнула ещё несколько. Нет, я, конечно, понимала, что вряд ли смогу прочитать текст, написанный, если верить Кастомиру, тысячелетия назад, но я хотя бы ожидала этот текст увидеть. Потому что страницы были пусты. Я перелистывала одну за другой и ничего не видела, толстая книга была девственно чиста, ни единого символа, даже номера страницы. Я уже хотела поставить странную штуку на полку, когда заметила закладку – такую металлическую пластинку, тонким шлейфом соединённую с задним форзацем. Я открыла заложенное место и нахмурилась — ну окей. На странице была изображена дорога, точнее – мост над, видимо, горным ущельем, который вёл к высоким вратам, врезанным в скалу, на дороге стоял путник, прикрываясь полой плаща от порывов ветра. Гравюра была нарисована видимо тушью, и абсолютно не пострадала от времени. Я перевернула страницу и моргнула – та же самая гравюра, но… другая? Рука лежит чуть не так, точки и тонкие линии, призванные изображать ветер нарисованы иначе, плащ под совсем другим углом. Я перевернула страницу назад, чтобы убедиться и кивнула сама себе. Ну да, другая. Перевернула следующую страницу – и та же самая гравюра, тоже с изменениями. Зачем такое делать… задумавшись, я повернулась, подставляя страницы рассеянному свету, и налетевший сквозняк начал их переворачивать одну за другой. Я хотела прижать страницу пальцем, но остановилась – гравюры ожили. Страницы листались у меня перед самым лицом и картинки переходили одна в другую, как примитивный мультик, нарисованный на уголке тетрадных листов. Фигура, прикрываясь полой плаща, шла по мосту вперёд, ветер был так силён, что иногда чуть не сбрасывал её в пропасть, но странник был упёрт и продолжал шаг за шагом идти к цели. Неизвестный гравёр отлично передал не только целеустремлённость, но и какую-то… обречённость что ли? Словно путник шёл не столько по своей воле, сколько по…