Лет пять назад у меня была девчонка по имени Люда. Я её, кстати, так никогда не называл, обходился заинькой и солнышком. Мне не нравилось просто, как звучит «люда». Однажды вечером мы напились как свиньи, я остался ночевать у неё. Эта Люда говорила мне, что живёт одна. Но тысячи дорог в ту ночь сошлись в одной-единственной точке - во мне: её брат, мотавший срок на зоне, накануне освободился по амнистии и ничего сестре не сказал. До её дома он добрался спустя почти сутки. Он бы пришёл к третьему ребёнку своих родителей, то есть моему теперь уже адвокату, но последнего не оказалось дома. К слову: Альберт сидел четыре года, блатным не был и пристрастился за колючей проволокой к мужикам. Заходит он в квартиру, видит картину Репина: два голых тела, мужское и женское; несколько пустых винных бутылок; пепельница, полная окурков; работающий телевизор. Альберт понимает, что баба - это сестра, и трогать её нельзя. Но в нём просыпается самец, он выпивает из горла, чтобы не облажаться после первых толчков (сам потом рассказывал), и ... Ну, вы поняли, наверно? Я не мог сидеть несколько дней, а туалет не ходил неделю. Зверь, а не парень. Номер он взял у меня утром, попросил, чтобы я его цифры тоже записал. Перечить было неразумно, так что в записной книге прибавился один контакт. Альберт звонил мне потом, долго звонил и часто, но я ни разу не ответил. Не удивительно, правда? С Людой тоже больше не виделся, слышал краем уха: она вышла за иностранца и укатила куда-то в Штаты, навсегда разорвав отношения со всеми родственниками.
Это мой большой-большой секрет, никто не знает об этом. Только врач, кажется, догадался: у меня были проблемы со стулом после той ночки, и пришлось обратиться к проктологу. Он ехидно так спросил:
- А вы в анус случайно ничего себе не засовывали?
- Нет, - ответил я и покраснел.
В тот момент мне удалось познать всю прелесть поговорки «провалиться со стыда». Провалиться сквозь землю я хотел больше всего на свете.
А теперь представьте, как я себя почувствовал, когда, зайдя в кафе, увидел Альберта. Вот-вот. Но не убегать же было, в самом деле? Пришлось остаться. Не знаю, рассказал ли этот гомосек брату о том, что между нами произошло: на лице Антона не было ни капли подозрительных эмоций. Он встал, быстро и энергично пожал мою руку двумя ладонями, указал на стул напротив себя. Парень двигался рывками, но между движениями была неуловимая связь, поэтому они казались, скорее, деловитыми, чем нервными. Ничего не смыслю в адвокатском деле, но говорил Антон убедительно, и я решил, что буду работать с ним. А Альберт, похоже, поменял сексуальность: смотрел дружелюбно, в глазах не было того бешеного блеска и нездорового интереса.
Знаете, как раскусить маньяка? В бытовом смысле, маньяка. То есть того, кто хочет лишь потыкать в живую тушку своей палочкой. Всё очень просто - по взгляду. У хотящих трахаться он маслянистый, веки напряжены, глаза немного сужаются, они смотрят будто с прищуром. Но это только те, кто полностью поглощён физикой, телом. Если маньяк ещё и интеллектуально развит, то, боюсь, разгадать его вам будет не под силу.
Я чувствовал себя героем американского сериала про полицейских: парня обвиняют в убийстве, он постоянно попадает в глупые ситуации, с ним случается большая беда, но в итоге справедливость восстанавливается. Только те парни, те герои сериалов, как правило, приземлены и тупы, а я не такой и не должен быть в этих картинах. Я должен быть злым гением или просто гением, которого покинул разум. Я могу быть только роковым персонажем, мне не идёт костюм Ивашки-дурачка на сером волке. Обидно.
С Антоном мы встретились на следующий день у участка. Он получил доступ к делу, в котором было пока лишь несколько листов: мои показания, свидетельства соседей, Маринина записка.
- Добби свободен, - сказал адвокат.
Но мне смешно не было. Настроение испортилось. Хотелось грустить и напиваться. Этим я и занялся. Пил дома, потом - на улице. Гулял по Петербургу, смотрел на серые дома, серые дороги, блестящие витрины. Представлял, как по этим же улицам ходит Раскольников, играл его роль, делал вид, что выслеживаю старушку. Старушек на улицах не оказалось, зато я заметил пьяненькую женщину с ребёнком. И подошёл к ним.
- Привет.
- Чё надо?
Господи, гопник в женском обличье.