— Вы не пойдете туда? Ведь там же человек!
Но Дентон вступил в реку и, шатаясь под тяжестью своей ноши, понес Смита в зону безопасности.
— Ты что, тупой идиот, не понимаешь, что он сейчас взорвется! — заорал он на Берни.
Наконец, до Берни дошло. Если кто-то в костюме астронавта называет вас тупым идиотом и кричит во все горло, что пора, в конце концов, оценить ситуацию, значит, для этого есть достаточно веские причины. Берни оглянулся на самолет, увидел бушующее пламя, охватившее фюзеляж, и впервые до него дошло, что, должно быть, все говорят правду. Взрыв может произойти в любую секунду. И Берни, наконец, понял, что его, Берни, драгоценная жизнь находится в очень, очень большой опасности.
Пока Дентон переносил Смита на своих плечах, Берни принялся опять за розыск своих драгоценных ботинок ценой в сто долларов. Он тщательно искал их, шаря в грязной траве. Оранжевые отсветы от пожара немного облегчили поиски, но не делали их успешнее.
— Поторопись, приятель! — подгонял его пожарный. Берни издал радостный возглас: он нашел один ботинок, очень мокрый и грязный. Второй должен быть где-то поблизости. Берни возобновил поиски.
— Пошли, ненормальный идиот!! — заорал Дентон.
— Да я потерял чертов ботинок! — Неужели пожарный не может понять? У человека должно быть два ботинка — пара. Один ботинок никому не нужен. Второй должен быть где-то здесь. Не реагируя на сутолоку вокруг него, огни прожекторов, сирены полицейских машин и машин «скорой помощи», приказы пожарных и полицейских, Берни продолжал искать второй ботинок.
В следующее мгновение, внезапно и ярко, как вспыхнувшая «сверхновая» звезда, самолет взорвался. Взрыв был такой оглушительный, что земля дрогнула под ногами. Берни ла Планта сбило с ног и ударило головой о грязный берег. Все вокруг пылало от языков пламени, поднимающихся в самое небо. Берни в ужасе сел.
— Пропади все пропадом! — крикнул он с широко раскрытыми от страха глазами. Теперь явно было не время искать второй ботинок.
Вскочив на ноги, Берни что было силы побежал прочь от самолета. В руке он держал один ботинок. А за его спиной самолет был готов взорваться во второй раз.
И он взорвался! Вторая вспышка была еще сильнее первой, как будто взорвалось несколько «сверхновых», породив океан света, и звук был такой страшной силы, что те, кому довелось услышать его, вряд ли когда-нибудь забудут.
На бегу Берни еще раз через плечо взглянул на самолет, полностью объятый пламенем. Он остановился, чтобы получше рассмотреть его, и под толстым слоем грязи лицо его было печально. У Берни тяжело было и на сердце, потому что он не выполнил обещания, данного мальчику. Где-то там, в самолете, в огне умирает человек, которого Берни должен был спасти. Флетчер.
— Извини, приятель, — прошептал вслух Берни. — Ну что же теперь делать!
Молодой репортер Эд Конклин и Чаки, оператор Гейл Гейли из Четвертого канала, одними из первых среди журналистов прибыли на место происшествия. Чаки, укутавшись в водонепроницаемый плащ, не терял времени даром: он снимал на пленку объятых ужасом пассажиров, протискивающихся через узкий выход из самолета и плюхающихся в воду, их разорванную и окровавленную одежду, их испуганные лица. Это был потрясающий материал, а также великолепны были кадры, где он заснял стюардессу в разорванной униформе и пожарного в огнеупорном костюме, бегущих прочь от самолета. Пожарный нес пассажира на плечах. Это был просто замечательный кадр, лучший из всех! Настоящий герой! Потрясающая видеозапись!
Затаив дыхание, Чаки вслух полубессознательно комментировал происходящее:
— Все в огне... да... да... тащит обратно... Всюду языки пламени... ищет спасенных в оранжевых отсветах пламени... какой ужас... главная награда... лучший оператор года... давай, давай, Чаки! Ну, малыш, ты гений!
Из-за страшного шума, яркого света, всеобщего возбуждения, прожекторов и холодного дождя, льющего ей в лицо, Гейл Гейли снова полностью пришла в сознание. Шок, вызванный ранением, прошел. Мозг ее работал вовсю; она вдруг поняла, что случилось. Она попала в авиакатастрофу, ее спас один из пассажиров, им удалось спастись. Это самое потрясающее событие в ее жизни, и она должна запечатлеть его. Она не может забыть все, пока лежит здесь на носилках. Она попыталась встать, и двое врачей поспешили к ней.
— Со мной все в порядке, прошу вас! — запротестовала Гейл. — Я репортер. — Она коснулась поврежденной ногой земли и вскрикнула.
— Леди, вы не в порядке, — сказала врач, пытаясь снова уложить Гейл на носилки. Но Гейл упорствовала, ее мучило бездействие, и она обратилась за поддержкой к молодому врачу.
— Пожалуйста, мисс, у вас сломана рука.
Но рука у Гейл совсем потеряла чувствительность, она почти забыла о ней.
— У меня нога болит.
Вдруг ее взгляд упал на машину Четвертого канала, стоявшую на берегу. И там, наполовину спрятавшийся в дождевой плащ, сидел Чаки, впившись взглядом в объектив видеокамеры.
— Эй, Чаки! Чаки! — закричала она.
Прямо как в сказке. Чаки оглянулся посмотреть, кто же его зовет, но первым заметил Гейл Конклин.
— Черт возьми, да это же Гейл! Гейл, ты что, была в этом самолете?
Гейл нахмурилась, предвидя конкуренцию. Конклин всегда стремился ее обойти.
— Это мой сюжет, Конклин. Я проведу расследование.
Сюжет становился интереснее с каждой минутой, особенно потому, что репортер Четвертого канала оказался в числе спасенных пассажиров самолета. Чаки навел видеокамеру на Гейл и начал снимать. Два врача пытались уложить ее обратно на носилки и увезти в машине «скорой помощи» в больницу. Но Гейл не собиралась уезжать. Она давала указания Чаки:
— Найди бортпроводницу — это она открыла дверь. Еще один парень, кто-то из пассажиров, вытащил меня оттуда. Поговори с ним. Потом поезжай в больницу, и я дам интервью, вступление и заключение. Будь уверен...
Дверь машины «скорой помощи» захлопнулась, оборвав последние указания Гейл, и машина вместе с Гейл уехала.
Эд Конклин покачал головой, одновременно раздраженный и восхищенный.
— Она настоящая профессионалка, — сказал он
Чаки. — Просто невероятно! «Это мой сюжет, я проведу расследование». Просто невероятно!
Он тревожно усмехнулся, преследуемый чувством, что великолепный сюжет года ускользает от него.
Оператор перезарядил видеокамеру новой пленкой.
— Ты не поверишь, какие потрясающие кадры я отснял — лицо пожарного крупным планом, который тащил спасенного пассажира на своих плечах. Главный приз!
Берни ла Плант ковылял в одном ботинке. Во время всей суматохи, вызванной пожаром, взрывом, машинами «скорой помощи», приездом репортеров, спасенными людьми, никто и не заметил невысокого, грязного, кашляющего человека с вовсе не героической внешностью. Он проковылял мимо Конклина, Чаки, Дентона, пассажиров самолета, врачей, полицейских, пожарных, и никто из них не обратил на него ни малейшего внимания.
Он проковылял мимо мистера Флетчера и его сына Ричи, и если бы мальчик заметил и узнал его, это была бы другая история. Если бы Берни увидел их вместе и понял бы, что Флетчер жив, то тоже все было бы по-другому. Но никто не заметил Берни, и Берни никого не замечал, и судьба посмеялась над ним, а у нас есть наша история, которая, так или иначе, должна быть всегда.
Когда Берни наконец дошел до моста, на котором оставил «Тойоту», он застыл в ужасе: его проклятой машины не было! На мосту пожарные, подобно муравьям, занимались тем, что выливали мыльную пену на горящий фюзеляж. Но «Тойотой» нигде и не пахло.
— О Боже! — голос Берни сорвался на испуганный визг. — Моя машина! Где моя машина? О, нет, нет, проклятие! — он громко застонал.
— Что с вами, сэр? — к Берни подошел офицер в форме. Увидев его, Берни почувствовал раздражение, потому что тут же вспомнил об украденном бумажнике, не очень-то надежно спрятанном за поясом брюк под пиджаком. Берни испугался, что бумажник выпадет, и тогда он лишится последнего шанса сократить свой срок.