— Что со мной?
Берни положил руку на пиджак туда, где лежал бумажник. Офицер расценил этот жест Берни так, как будто ему больно именно там, и тоже положил свою руку прямо на это место!
— Давайте я отведу вас в скорую помощь, сэр. Пусть врач осмотрит вас!
Берни вырвался.
— Не нужна мне скорая помощь. Я просто ищу свою машину. Наверно, она сгорела. — Берни видел, что бумажник выпирает из его тела, ему казалось, что он просверлил в нем дырку. И как только офицер не видит ее? Но тот покачал головой, подумав, что парень, должно быть, свихнулся.
— Вы не в машине ехали, вы на самолете летели и попали в аварию. Но все будет хорошо. Мы сейчас найдем врача.
Он повел Берни к машине «скорой помощи». Но вдруг появилась Сьюзен с очень обеспокоенным видом:
— Помогите, пожалуйста, там моя дочь нуждается в медицинской помощи.
Берни воспользовался тем, что внимание офицера отвлекли, и благополучно ускользнул от его помощи, припустив оттуда и переложив бумажник поглубже в брюки, подальше от чужих глаз. Он с облегчением вздохнул.
Минутку, подождите минутку! Берни посмотрел наверх и не поверил своим глазам. Он увидел свою машину, свою драгоценную «Тойоту», пододвинутую ближе к краю моста. Вымазанная мыльной пеной, она больше походила на шарлотку, чем на машину. Ее трудно было узнать под слоем пены, так же как и Берни под слоем грязи. Теперь они хорошо подходили друг другу: Берни ла Плант и его «Тойота».
Берни грустно проковылял к своей машине и остановился, с горечью глядя на нее. Вот и будь после этого добр к людям, вот тебе и благодарность. Что за проклятье! Он должен был предвидеть это. Вздохнув, Берни медленно вытер пену с ветрового стекла.
Да, это был во всех отношениях отвратительный вечер. Сначала он заблудился, потом чуть не врезался в упавший самолет, затем свалился в эту проклятую реку и весь испачкался, испачкал одежду, потом он старался вытащить этого парня из самолета, чтобы сдержать обещание, данное его сыну, и потерпел неудачу. Он вспомнил, что собирался повести своего сына в кино, а теперь его проклятая машина стоит здесь вся покрытая пеной, похожая на лимонную меренгу. Берни почувствовал себя изнуренным и никчемным, он принял на себя ответственность и оказался недостойным ее.
Берни ла Плант был явно не в своей тарелке. Подобных чувств он никогда ранее не испытывал, казалось, они захлестнут его. Он потряс головой, чтобы освободиться от назойливых мыслей. Теперь ему придется ехать в дом своей бывшей жены и пытаться объяснить ей и Джою, что случилось с ним в тот вечер. Но он и сам не верил в случившееся.
Берни стоял на мосту мокрый, грязный, его мучил кашель, все у него болело. И чем он сможет доказать, что был там? Может быть, несколькими леденцами, которые могут оказаться в украденном бумажнике? Так или иначе, для Берни ла Планта этот вечер оказался полнейшей неудачей.
И, что хуже всего, Берни потерял один из своих драгоценных ботинок.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Услышав звук подъезжающей «Тойоты», Эвелин ла Плант промаршировала к двери своего загородного домика и сердито открыла ее так, чтобы та хлопнула что есть силы. Зрелище, представшее перед ее очами, имело весьма печальный вид. Перед ней был ее никчемный бывший супруг Берни, профессиональный неудачник.
Мокрый, как водяная крыса, с грязным лицом, в единственном ботинке на ногах. Эвелин даже не позволила ему раскрыть рот.
— Он прождал тебя целых три часа! — обвиняющим голосом закричала она.
Берни вздрогнул. При чем тут мальчик, она что, с ума сошла? И ей явно стало бы еще больше не по себе, если бы она услышала его оправдания. Даже для него самого все случившееся кажется бредом. Но Берни решил все же попробовать:
— Ты не поверишь, Эвелин! Случилось совершенно невероятное! Когда я ехал...
— Как мне надоело твое вранье! — устало прервала его Эвелин. Уголки ее рта были с горечью опущены, и очень напрасно, потому что когда Эвелин улыбалась, она была очень красива. Довольно высокая, на несколько дюймов выше своего бывшего мужа, Эвелин ла Плант обладала большими серыми выразительными глазами, густыми вьющимися волосами, которые она недавно подстригла, и замечательной фигурой. Когда она улыбалась, ее улыбка освещала комнату и все вокруг. Берни смутно припоминал это, потому что прошло очень много времени с те" пор, как Эвелин последний раз улыбалась ему,
— Эв, я не виноват.
Берни поднялся на одну ступеньку, мокрый и чувствующий себя неуютно. У Эвелин была привычка так смотреть на него, что даже правдивые слова застревали у него в горле. Он пытался казаться искренним, выглядеть победителем в собственных глазах, но чувствовал себя в ее глазах неудачником.
— Я сейчас расскажу тебе всю эту невероятную...
— Ты никогда не виноват, Берни! — огрызнулась его бывшая жена. — Ты испортил всю мою жизнь, а теперь хочешь сыну жизнь испортить? Ты никогда и ни за что не хочешь нести ответственность!
Берни устремил свой взгляд мимо Эвелин в глубину дома.
— Он здесь, твой друг? Пожарник?
— Его срочно вызвали, у него действительно был срочный вызов, — презрительно фыркнула Эвелин, специально делая ударение на слове «действительно». Но ни один из них не догадался, что Эллиота вызвали к месту крушения рейса 104.
— Почему бы тебе не впустить меня в дом, чтобы мы не разбудили соседей? — намекнул Берни. Он промерз до мозга костей, стоя на ступеньках. Эвелин могла бы угостить его чашечкой кофе, а если посчастливится, то и сэндвичами. Но еще больше, чем есть, Берни жаждал разговора, хотел перевести весь свой жуткий опыт в слова, рассказать кому-нибудь о том, что он пережил. Возможно, это поможет ему понять кое-что, потому что он далеко не все понимал.
Но если Берни хотел именно этого, то он пришел по неправильному адресу. Эвелин ла Плант уже была сыта по горло его небылицами на всю оставшуюся жизнь. Сверху лестницы тихо, как мышка, появился Джой, который должен был быть в постели и спать. Он наблюдал за драмой, разыгрывающейся между матерью и отцом, и молча умолял мать: «Пусть он войдет».
Эвелин неохотно впустила Берни в гостиную. Она не понимала, зачем он настаивал на том, чтобы продолжать свои глупые и невероятные извинения. Даже малый ребенок не поверит в них. Она пыталась прервать его, чтобы дать ему понять, как разочарован был его сын в тот вечер, но Берни продолжал говорить, даже повысил на нее голос:
— Ради Бога, дай мне рассказать. Я сейчас расскажу тебе, что случилось. Случилось то, что...
— То, что всегда случается, — закричала в ответ Эвелин. Он никогда прежде не видел ее такой сердитой. В ее голосе даже были слышны слезы ярости.
— Ты опять все выдумываешь! Но на этот раз ты разбил сердце своего сына! Он был так рад, что пойдет в кино со своим отцом, и ты подвел его! Так же как ты подводил всех и всегда! — Даже волосы у нее на голове, казалось, потрескивали от гнева.
Берни вздрогнул, и Эвелин замолчала, критически глядя на него, как бы заметив в первый раз.
— Ты что, принимал грязевую ванну?
— Как раз это я и пытаюсь тебе объяснить, — нетерпеливо начал Берни, но холодный и нетерпеливый взгляд Эвелин остановил его. — О’кей, ничего страшного! — пробормотал он. — Дай я поговорю с Джоем и попрошу прощения.
Он был уверен, что Эвелин не разрешит ему увидеться с сыном, если считает, что он будет пичкать его какой-то сумасшедшей историей, из-за которой он не пришел вовремя.
Эвелин выставила руки перед грудью и стояла как монумент, похожая на одну их тех гигантских статуй каменных воинов, охранявших дворец в Древнем Китае. Вся поза Эвелин выражала отрицание.
— Он в постели! Ты ведь не собираешься будить его и морочить ему голову своими россказнями? Он возвратился домой из зоопарка и пожелал узнать, был ли Эллиот тоже «героем войны», как и ты. Он хотел знать, скольких врагов ты убил.
— Эллиот? Проклятый герой-пожарный.
— Мне пришлось объяснить Джою твою склонность все... преувеличивать, — добавила Эвелин. Она никогда не смогла бы заставить себя сказать сыну, что его отец обманывает.