И вот эта записка, выманившая меня к старой баньке! Я обнаружил ее на письменном столе в закрытой на ключ комнате. Как она могла сюда попасть? Никто, кроме Эллы и егеря, не знал о заброшенной баньке. Егеря не было в живых. Значит, записку могла написать только сама Элла?
Может быть она, подобно мне, мучается несвершившимся. Может быть ее так же, как и меня, влечет к этой теплой родниковой воде, сладкому запаху папоротников и дурмана, — говорил я себе, стараясь унять одолевавшие меня сомнения.
В конце концов я оказался здесь в условленный день и час, изнывающий от страха, неудовлетворенного желания и надежды все повторить с Эллой.
Я ожидал чего угодно. Я готов был встретить здесь пропавшего егеря, коварную западню, но никак не то, что увидел. Прекрасная лунная девушка перечеркнула то, что было со мной прежде. Я с удивлением понял, что больше не хочу видеть Эллу. Ее кривоватые ноги, раскосые глаза, грубые плечи резко контрастировали с прекрасными формами лунной красавицы. Теперь, после встречи с ней, обладание Эллой не доставило бы мне большой радости.
Я дрожал и цепенел от восторга при одной мысли, что сейчас девушка пойдет обратно. Я не мог надеяться на обладание ею, я хотел увидеть ее хотя бы еще раз. Но она не шла. Тогда я снял обувь и, осторожно нащупывая сучки, эти истлевшие кости деревьев, которые могли предательски хрустнуть под ногами, пошел к баньке.
Чем ближе я подходил к чернеющему в кустах строению, тем громче колотилось сердце. А что если она не одна, что если я увижу, как чужой мужчина обладает ею в баньке? Я сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Я ревновал самой горькой и безнадежной ревностью — ревностью к чужой. Ревность к своей может быть подслащена коварными ласками и лишь ревность к чужой всегда только горька.
Поражаясь своей змеиной ловкости, я пополз вдоль стены. Оконце светилось. Чуть дыша я прильнул к стеклу. Банька была пуста! На холодном, давно не топленном очаге стояла восковая свеча. Она горела на удивление ярко. Язычок пламени был словно вылит вместе со свечой. Но где же девушка? Она не могла исчезнуть. К баньке вела единственная, проложенная в кустах тропинка, с которой я не сводил глаз, продраться же сквозь дебри напрямик не смог бы даже человек в плотной одежде, а ведь она была совершенно нага…
Преодолевая страх, я крадучись вошел в баньку. Коснулся камней очага — они были холодными. Струйки воска от горящей свечи бежали по ним, образуя причудливые узоры. Внезапно пламя свечи качнулось, горячая струйка воска змейкой сбежала вниз. Изогнувшись, она застыла белыми восковыми буквами. «ДАН» прочитал я свое имя. Дощатая дверь баньки, заскрипев, приоткрылась. Я замер. В баньке кто-то был. Огонек свечи дернулся и угас. Стало темно. Злым ночным глазом смотрела в оконце незнакомая звезда.
Прохлада коснулась моего разгоряченного лба. Утоляющий душу покой стал овладевать мной. Желания и неминуемые их спутники — страхи — приглушило нечто похожее на музыку. Но это были не звуки, а гармония каких-то струй. Они приподняли меня над влажной шероховатой скамьей, и я уснул крепким сном.
Проснулся я, когда яркий луч солнца ударил мне прямо в лицо. Я приподнялся на скамье. События минувшей ночи я готов был воспринимать как сон, но разжав кулак, я увидел прилипшую к ладони маленькую букву. Это был не сон. Мне опять стало не по себе. Почему вместо Эллы появилась лунная девушка? Как удалось ей бесследно исчезнуть? Я еще раз внимательно осмотрел восковую букву. Сомнений быть не могло. Это действительно была буква, четкая, словно отлитая на типографской машине. Я достал из кармана блокнот и вложил между страницами злополучный кусочек воска. Ужас прошедшей ночи снова овладел мной — я готов был бежать из этого страшного места. Но желание увидеть лунную девушку оказалось сильнее. Сознавая, что этого нельзя делать, я решил остаться.
Той же, вьющейся в зарослях крапивы тропинкой я пошел к озеру. На берегу разбежался и кинулся в прозрачную утреннюю воду. Я поплыл к густой стене тростника испытывая то странное удовольствие, которое дает только купание без одежды. Белые лилии — звезды воды — стыдливо принимали мою наготу. Уже подплывая к тростникам, я перевернулся на спину, взглянул на берег…
В легком розовом халате по прибрежному песку шла ОНА! Я скрылся в тростнике. Девушка оглянулась вокруг и, убедившись, что поблизости нет никого, разделась догола. Солнце осветило ее прекрасное тело. Я не ошибся — она была совершенством.