Темнота ночи пугала неизвестностью. Отцепившись от последней скобы, Дима полетел под уклон насыпи, обдирая лицо и руки о колючий кустарник. Бултыхнулся в воду, которая холодом обожгла тело. Поток потащил по камням. Кое-как перебрался на противоположный берег. Знобило. Набрел на тропинку, которая привела к сторожке. Светало. Поднялся по ступенькам и без памяти упал на помост. Проснулся. Двое здоровых пожилых мужчин растирали его тело мочалкой, смоченной в спирте. Жарко топилась печь. Стал понимать кое-какие слова из разговора незнакомцев. Испугался – это немцы. Дима бредил. Кричал по-русски. Звал маму. На третий день пришел в себя.
В неволе
Через неделю Диму привели в небольшой горный поселок. Дима напрягал память и вспоминал немецкие слова. Стал соображать, что находится в Австрии. Кто-то сообщил в управу. Приехали жандармы и забрали в лагерь, который располагался за перевалом, в долине.
В лагере находились французы, бельгийцы, норвежцы и несколько русских, которые остались в Австрии после Первой мировой войны. Лагерь был обнесен колючей проволокой, охранялся часовыми на вышках и собаками. Жили в бараках. Жилье было сносное. Двухъярусные нары, дерюжное постельное белье. Каждую неделю баня. В 6.00 подъем, в 7.00 завтрак: ломоть черного хлеба и кружка ячменного кофе. 7.30 – построение, проверка. В 8.00 спуск в шахту. В 14.00 обед: миска овощного супа на комбижире и кусок хлеба. Вечером поварешка ячневой каши и чай из диких сушеных яблок. Конец работы в 20.00. Вечерняя проверка и отбой в 22.00. От усталости люди снопами падали на лежаки. С ними в шахте работали местные жители – бригадирами, взрывниками, откатчиками руды. После взрыва ломами, кайлами, кувалдами, кирками разбивали руду на мелкие куски и грузили в вагонетки. Надсмотрщики не давали передохнуть ни минуты. Пыль забивала легкие. Дима догадывался, что это не железная и не медная руда. В кусках руды были большие темно-серые вкрапления. Австрийцы говорили, что это молибден. Ходили слухи об урановой руде. Через полгода работы люди начинали слабеть, душил кашель. От недоедания, рабского труда, замкнутости пространства и безысходности рабочие таяли, как свечи, и по утрам после подъема на нарах оставались лежать холодные тела. Если кого отправляли в лазарет в соседний барак, то оттуда никто не возвращался.
Дима решил бежать. Раздобыв стеариновую свечу и клубок суровых ниток, после обеда незаметно уходил в выработки, блуждал по туннелям старых разработок, оставляя метки, чтобы не повторять свой путь. Через несколько дней нашел подземный ручей. Недалеко обнаружил второе отверстие, видимо, ручей когда-то изменил русло. Отверстие – широкая дыра, отшлифованная водой за столетия, – уходило вверх, откуда проникал слабый свет. На другой день Дима принес кирку и, делая выемки, стал пробиваться на поверхность. Щель постепенно расширялась, подниматься стало легче. На седьмой день выбрался наружу. Спустился обратно. У местных рабочих стал расспрашивать, что за местность. Выяснилось, что недалеко итальянская граница.
Дима стал основательно готовиться к побегу. В июне в горах поспели лесные ягоды. Дима запасся крепкой десятиметровой веревкой. По выходным на солнышке сушил сухари. Учил немецкий по детским книжкам, которые приносили ему австрийцы. Приглядывался к другим пленным: в дороге нужен надежный напарник. Диме нравился жилистый, лет тридцати француз Жак. Объяснялись на смешанном французско-немецком языке. Оказался член французского Сопротивления, спортсмен, чемпион Савойи по вольной борьбе. Тайну побега Дима не раскрывал, проверял. Говорил, но не договаривал. Знал, что француз пробовал бежать, но был схвачен собаками. На ногах плохо заживали рваные раны от укусов собак. Когда Дима раскрыл суть побега, француз обрадовался. Ходил по бараку, хлопал товарищей по плечам, те не могли понять, чему он радуется. Француз стал убеждать Диму: «Мы убежим, а другие останутся погибать? У нас есть тайный комитет, хотя всем доверять нельзя, могут оказаться предателями, но двум-трем товарищам я скажу, пусть после нашего побега подождут месяц и действуют по своему усмотрению».