28 сентября немцы с утра начали усиленно бомбить боевые порядки полка. Дивизион нес потери. Николай, хватаясь за голову, кричал: «Лучше бы танки, там врага видишь, в бою выручают смекалка, выучка и смелость, а тут полное бессилие». В середине дня сообщили, что погиб командир дивизиона капитан Чкаусели. Солдаты и офицеры переживали: они любили шустрого, настырного, веселого, но требовательного командира.
Бои продолжались, о наградах тогда мало думали, была одна забота – освободить родную землю. В день 50-летия Победы бывший командир орудия старший сержант Максимов Иван Евгеньевич спросил: «Николай, а где же твоя Звезда Героя Советского Союза? Я хорошо помню, как вечером 27 сентября 1943 года перед строем командир дивизиона объявил, что будет писать представление на тебя. На другой день меня ранило, и я провалялся по госпиталям». Давыдов ответил: «Иван, сам знаешь, не до героев было, тогда на плацдарме за три дня боев от дивизиона из старослужащих осталось два десятка человек, а сейчас Союза нет, куда и кому писать, да и из дивизиона нас осталось, как видишь, двое».
4 октября 1943 года на плацдарм прибыла 8-я армия Чуйкова. 203-ю стрелковую дивизию вывели на переформирование.
Бои за новый плацдарм
Дивизия пополнялась личным составом и вооружением. Возвращались из госпиталей раненые. Давыдов каждый день бегал в штаб дивизиона и отбирал себе в батарею обстрелянных солдат: с ними спокойнее и надежнее, они и без команды знали свое дело.
10 октября 1943 года дивизию перебросили к Запорожью. Город был окружен советскими частями, но немцы оказывали отчаянное сопротивление, борясь за город как за будущий плацдарм для наступления. В уличных боях снова отличилась батарея лейтенанта Давыдова. Поддерживая пехоту, батарея уничтожала огневые точки врага – как в подвальных помещениях зданий, так и на перекрестках улиц. 14 октября 1943 года город Запорожье был взят. 29 октября дивизию перебросили южнее Запорожья – в район поселка Старый Кичкос. Форсирование Днепра началось 30 октября 1943 года. Правый берег был сильно укреплен, создана глубокоэшелонированная оборона. Левый берег был пристрелян дальней артиллерией. Фашисты понимали, что в случае захвата плацдарма южнее Запорожья их войска на выступе Днепропетровск – Запорожье оказались бы в кольце.
И снова, как и при форсировании Днепра в районе села Вовниче, дивизион – в передовой группе войск. Днепр здесь был гораздо шире, пехота форсировала реку с рассветом на подручных средствах уже более продуманно. Саперы сооружали плоты-катамараны, куда затаскивались крупнокалиберные пулеметы и даже 45-мм пушки. Тяжелая техника переправлялась по двум понтонным мостам. Вода кипела от разрывов снарядов, мин, бомб. Кругом ухало, грохотало, стонало. Понтоны разрывало от прямого попадания бомб, но переправа работала, войска расширяли плацдарм. Дивизию ввели в бой с ходу, при взятии второй линии обороны.
Батарее Давыдова поставили задачу подавить огневые точки противника на ширине фронта 200 метров. Танков на этом участке не ожидалось, так как местность была изрезана глубокими промоинами и оврагами с уклоном в сторону Днепра. Через каждые 20 метров находились огневые точки немцев – или дзоты, или бронированные колпаки. Они были хорошо замаскированы, оборудованы запасными позициями. Из-за холма по плацдарму били минометы и тяжелая артиллерия. Батарея несла потери. Давыдов после первого форсирования Днепра и боев за Запорожье не успевал запоминать лица и фамилии батарейцев. Контратаки следовали одна за другой, пространство впереди было усеяно трупами немецких солдат. Когда после артиллерийского обстрела первое орудие замолчало, Давыдов побежал туда и увидел, что расчета нет. Одних солдат засыпало землей, от других остались только части тел. Орудие завалилось набок. Впереди бил пулемет, не давая пехотинцам поднять головы. Давыдов подозвал пехотинцев, поставил орудие на станину, проверил – затвор работает, но прицел был искорежен. Через ствол прицелился на огневую точку, загнал в ствол бронебойный и выстрелил – пулемет замолк, вторым осколочным уничтожил расчет. Но соседний пулемет бил безостановочно по расчету второго орудия, не давая ему открыть огонь. Давыдов подбежал ко второму орудию. Здесь лежали иссеченные пулями командир орудия и наводчик, а в окопчике сидел заряжающий. Давыдов крикнул: «Где остальные?» – «Раненные они, отошли в тыл». – «А ты почему здесь?» – «Да не смог я, ноги перебиты». – «Подожди маленько, закончу с пулеметом, перевяжу тебя, а то ребята гибнут». Николай зарядил бронебойным. Прицелился в бронированный колпак. Выстрелил. Колпак «вздрогнул», но снаряд не пробил его. Пулемет смолк. Давыдов снова зарядил бронебойным, прицелился под основание колпака. Пулемет в это время снова заговорил, и пули застучали по бронещитку. Давыдов успел выстрелить и спрятаться за щиток. Снаряд попал под основание бронеколпака. Колпак подскочил вверх и опрокинулся. Давыдов вытащил раненого из окопчика, разрезал сапоги и увидел, что стопы ног болтаются на сухожилиях. Удивился, что при таком ранении почти не было крови. Отсек ступни кинжалом, перетянул брючным ремнем у щиколоток и потащил солдата на командный пункт батареи. Приказал санитару оттащить к берегу на перевязочный пункт. Солдат тоскливо смотрел на Давыдова, криво улыбался и тихо повторял: «Спасибо, комбат… Спасибо, комбат… Степанов я, Петя… Из села Варваровка, я вас сразу признал, вы к нам приезжали с футбольной командой, нам три мяча забили. Я вас не забуду, что спасли меня, не волнуйтесь, я живучий – выживу».