Выбрать главу

Что-то прошелестело во влажной мгле, отливающей багрянцем, — впрочем, только сейчас стало ясно, что мрак после ухода Среднего заметно поредел, превратясь в сумрак.

— Ты, Лукавый?

— Я, дядя.

— Подслушивал?

— Я? Никогда.

— Ясно. И много услышал?

— Достаточно, дядя.

— Наверху был?

— Был.

— И… что там?

— Свершилось. Только что папа вернулся в Семью. И уставшая Нюкта-Ночь скоро уйдет от Фив.

Некоторое время Старший переваривал услышанное.

— Лукавый?!

— Да, дядя?

— Знаешь что, Гермий, — слетай-ка ты к Мойрам! Выясни, что они там напряли в приданое будущему новорожденному. Изменить судьбу мы не в силах, но знать… знать ее не мешало бы. Мало ли…

— Слушаюсь, Владыка! — фальшиво выкрикнул Лукавый писклявым голоском, отчего Старший скорее всего поморщился — потому что сумрак мгновенно почернел, становясь прежним мраком.

— Шутник… Сто раз говорил тебе — ерничать будешь при посторонних. Или при отце. А со мной — не надо. Не люблю. Ладно — лети, малыш.

* * *

Гермия не было довольно долго, и Старший уже начал недоумевать, куда этот плут запропастился, — когда наконец вновь раздался шелест и слегка запыхавшийся посланец шлепнулся на берег Стикса рядом со Старшим.

— Странные дела, Владыка, — Лукавый был необычайно серьезен, и Старшему на этот раз не пришло в голову перебивать племянника. — Прилетаю я, значит, к Мойрам, спрашиваю — а те только руками разводят. Ничего, мол, нет пока, нить не спрялась, жребий не вынут и уж тем более не записан. Я, понятное дело, давай допытываться — думаю, скрывают что-то старухи! — а тут глядь, у Клото нить пошла! И не просто нить, а двойная да крученая…

— Близнецы, — прошептал Старший.

— Близнецы, — тут же согласился Лукавый. — Но чтоб нить крученая — такого и сами Мойры не помнят! Короче, раскрутили мы ее кое-как…

— Вы? — буквально подскочил Владыка.

— Мы, — с достоинством подтвердил Гермий. — Я тоже помогал! Только все зря — под конец она опять скрутилась. Так что когда два жребия вытянули — не смогли выяснить, кому какой. Впрочем, чего там выяснять, черепки-то почти одинаковые были…

— А жребий, жребий-то какой?! — чуть ли не выкрикнул Старший.

И тогда Лукавый склонился к самому уху Владыки и что-то прошептал.

Сполохи озадаченно мигнули и погасли.

Эписодий первый

1

…Это случилось за два часа до рассвета, в то проклятое время, когда безраздельно властвует легкокрылый Сон-Гипнос, сын многозвездной Нюкты; и часовые семивратных Фив клюют носами, всякий раз вздрагивая и озираясь по сторонам, — а Гипнос неслышно смеется и брызжет маковым настоем из сложенных чашечкой ладоней в лицо нерадивым караульщикам.

Это случилось за два часа до рассвета.

Издалека, со стороны долины Кефиса, донесся еле слышный рокот — сбивчивый, напоминающий звук осыпи камней на склонах Киферона — и понесся, приближаясь и усиливаясь, постепенно заглушая стрекот цикад, эхом отдаваясь в вершинах кипарисов и заставляя вспугнутых птиц тревожно хлопать крыльями.

— Ишь, гонит, — проворчал Телем Гундосый, старший караульщик поста у юго-восточных ворот Фив, и плотнее закутался в шерстяную накидку.

— Кто, дяденька? — робко поинтересовался сидевший рядом с Телемом юноша, почти мальчик, моргая длинными девичьими ресницами.

— Да почем я знаю — кто? — хмуро отозвался Гундосый, и юноша поежился, вслушиваясь в надвигающийся рокот, а затем ближе придвинул к себе короткое копье с листовидным жалом.

Телем покосился на юношу, хмыкнул, почесал свою проваленную переносицу и скорчил гримасу, которую с большой натяжкой можно было бы назвать ободряющей.

— Не боись, дурашка, — в голосе Телема пробились отеческие нотки. — Всякий раз за копье хвататься станешь — прикажу гнать тебя из караульщиков. Лучше слушать учись…

— Так что ж тут слушать, дяденька? — недоуменно пожал плечами юноша. — Рокочет и рокочет… ровно чудище на сотне копыт скачет.

— Уши растопырь! — прикрикнул на глупого юнца Гундосый. — Какой я тебе дяденька?! Я тебе, обалдую, господин старший караульщик! Понял? Чудища ему мерещатся! Вот как взгрею сейчас!.. Чудо стокопытное…

— Отстань от парня, Гундосый, — лениво отозвался третий часовой — коренастый бородач в кожаном панцире с редкими бронзовыми бляхами. До того бородач сидел, привалясь к стене, и молчал, бездумно вертя в пальцах сорванный стебелек; теперь же, прискучив этим занятием, решил вступить в разговор.