пророки милые стоят.
Ирония — лишь одиночки
любовь повсюду породят.
И я ложусь. Венок надену
в могилу теплую как чай.
Стихам моим не видеть тлена –
им будет славы урожай.
Строку за строчкой птицы тянут,
в равнинах ветры понесут,
и даже если в море канут –
дождем над городом пройдут.
Их будут звать по магазинам,
их будут умолять спасти.
Черед им свой, как старым ви́нам,
придет уж завтра к девяти.
Таков удел поэтов смелых,
что жизнь меняют на строфу.
Зато в тетрадях красно-белых,
они способны к волшебству.
Не знать им нежности горящей
не слышать ночью шепот уст.
Им только лирикой звучащей
заполнить боль свою и грусть.
И я умру совсем с улыбкой,
погода хмура, но свежа,
И первый снег моей присыпкой.
Счастливый человек дождя.
VI. Очищение
Померкло солнце безвозвратно,
разверзлась стылая земля,
но только просится обратно
душа мятежная моя.
Вокруг сады уже встречают,
рыбак-апостол машет мне,
и ключник тихо помогает
пройти к светящейся тропе.
И вот ворота золотые,
струятся песни с облаков,
и все страданья вековые
перерождаются в любовь.
И вот уж руки нежно тянет
улыбчивый и кроткий Сын.
И книгу толстую читает
безглавый в смерти господин:
«Любовь сломает все капканы,
она не может умереть.
Язык умолкнет, рухнут страны,
но Дар Любви продолжит тлеть».
И на плечо кладут ладони,
и манят, манят за собой,
и туш играет оживленней,
и наконец в душе покой.
Все ближе, ближе я к заходу,
уже струится яркий свет,
но духу на асфальт охота,
и здесь мне тоже места нет.
Тогда Отец к воротам вышел,
обня́л меня и завещал,
что есть еще на свете вещи,
которых в жизни не встречал.
И перст Его на лоб упрямый
направился как пистолет,
и грохнул выстрел прямо в рану, –
и раны этой больше нет.
И вновь обня́л Своей любовью,
и я уверовал в нее,
и сердце озарилось новью,
родится счастья бытиё.
«Закончился твой путь крестовый», –
поставил точку мой Отец.
Отбросил я венок терновый,
надел лавро́вый свой венец.
«Иди, ступай на Землю с миром,
вселяй в людей надежды свет,
забудь о каторге унылой,
любовь идет к тебе вослед.
И ты, Я знаю, ждать устанешь,
у сердца тоже есть предел,
но завтра, завтра все достанешь,
печали песню ты отпел!
Залейся трелью соловьиной,
дорогой нежности иди.
Окончился твой путь дождливый,
отныне ты — певец любви».
VII. Возвращение
Поэты встретили, кивая,
подняли гроб дубовый мой.
Окончилась судьба земная,
родиться чтобы вновь мечтой.
И сердце у́глем запылало,
глаза огнем святым горят,
и лира снова заиграла –
стихи мои позолотят.
На улице свежо, прохладно,
поэты машут мне рукой.
«Мне тоже вас бросать досадно,
но продолжается мой бой.
Я тоже заложил за стро́ки
все то, что нужно молодым.
Но по одной идя дороге,
не станешь сильно волевым.
И пусть любовь как сон непрочна,
пускай я завтра же сопьюсь,
зато сейчас я точно-точно
как беззаботный посмеюсь».
Пожал я братьев хла́дны руки,
они сказали: «Будем ждать.
Поэзии Отца мы слуги, –
не сможем без тебя поспать».
Леса еловые шуршали
и птицы, животы надув,
своею песнью провожали
певца различных сердца чувств.
VIII. Путь поэта
Автобус снова мчал по лужам,
как старый лодочник-таксист.
А в голове уж образ кружит,
пускай он выдуман и мглист.
Я отошел, свершив заданье,
и я пришел, другое взяв.
Поэту свадьба на метаньях, –
такой у них лиричный нрав.
Сегодня розы собираю,
а завтра строю эшафот.
Вчера осенняя, гнилая,
сейчас строфа уже цветет.
В космической игре поэтов
для каждого своя юдоль,
Особенный посыл куплетов,
своя божественная роль.
Герои лиры есть герои –
они враги простых страстей.