И, самое главное, ко мне вполне благожелательно отнеслись и оба присутствующих тут коммунистических начальника. Господин Драгойло Дудич принадлежал тому же поколению, что и я, и так же, как я, являлся солдатом своей страны. В нем я увидел еще одного брата по духу. Просто один из нас родился в крестьянской, а другой – в королевской семье. Выбрав для себя правильную идею, он готов был сражаться за нее до конца с предельным ожесточением, но, по профессии будучи врачом, руководствовался желанием не навредить. Господин Благое Нешкович был таким же, как и его товарищ, но на поколение моложе и гораздо мягче характером. И я видел, что ни тот, ни другой не является таким ярым фанатиком марксизма, который ради своих идей готов ввергнуть Сербию в настоящую гражданскую войну, как это произошло в России…
И вот господин Дудич, как бы признав неизбежное, сказал, что пора заканчивать митинг и начинать нормальные переговоры в подходящей обстановке, без посторонних глаз и ушей.
Идти до «подходящего места» было недалеко, метров триста, и через четверть часа мы все шестеро уже сидели за самым обыкновенным столом в одной из комнат двухэтажного здания на окраине города, у подножия горы. До войны тут помещалось ужицкое градоначальство, а сейчас располагается Главный народно-освободительный комитет Сербии, штаб народно-освободительных партизанских отрядов, а также центральный комитет сербских коммунистов. При этом если господин Дудич является председателем народно-освободительного комитета, то господин Нешкович руководит всеми сербскими коммунистами. Едва мы расселись за столом, как господин Громыко передал местным руководителям послание советского Верховного Главнокомандующего.
Внимательно прочитав эту бумагу, Благое Нешкович (партийные власти важнее народных) передал ее господину Дудичу и с тяжелым вздохом сказал:
– Мы понимаем, товарищи, что у вас полномочия от Коминтерна, но у нас далеко не все будут рады оказаться в составе Советского Союза, и уж тем более этой вашей Галактической Империи. Ведь эти люди считают, что наша Сербия – первое балканское государство, освободившееся от гнета турок и австрийцев – должно сыграть для балканских славян такую же роль, какую Сардинское королевство сыграло в деле объединения Италии. И ведь это поветрие действует и на многих коммунистов: они думают, что раз у нас в Сербии и Черногории самое многочисленное и решительное партизанское движение, значит, на основе Сербии возможно построить свой маленький балканский Советский Союз.
– Это не так, – неожиданно для всех сказал я, – Советский Союз – это уникальное образование, имеющее центр притяжения внутри самого себя. Русский народ настолько велик и силен, что способен объединять вокруг себя другие народы, не делая разницы между ближайшей кровной родней и такими людьми, с которыми у русских последним общим предком был Адам. Сербы не в состоянии собрать вокруг себя разнообразные народы, потому что сами тяготеют к России как к естественной опоре. Нас слишком мало для того, чтобы создать ядро цивилизации, а окружающие нас народы, которые неумеренные патриоты желают включить в состав югославской империи, имеют по поводу своей будущей судьбы мнение, отличное от мнения сербов. Хорваты, словенцы, бошняки и македонцы – это не испорченные сербы, а самостоятельные нации. Я думаю, что, пока ничего не предрешено, лучше не начинать процессов, которые принесут нашему народу новые страдания…
Наступила тишина. Психосканер говорил, что мое выступление удивило даже господина Пекоца. Немного помолчав, я добавил:
– Дорвавшись до власти, мой брат сделал глупость, да не одну. Первую он совершил, когда в нарушение всех договоренностей забрал в состав Сербии Вардарскую бановину. Возможности установления долговременных дружеских отношений с братской страной оказались перевешены сиюминутными выгодами от раздела этой земли между сербами и греками. Царь Фердинанд, конечно, был не самым приятным человеком, но три сербо-болгарские войны – не на его совести, а на совести моего брата. Вторая глупость заключалась в том, что после прошлой Великой Войны (Первой Мировой) он втащил в состав будущей Югославии не только сербские территории, но и земли, заселенные хорватами, словенцами, бошняками, венграми и даже немецкими колонистами. А сделал это в том числе потому, что ядро сербского народа тяготеет к присоединению к России. Вы думаете, почему в Югославии оказалось такой сильное коммунистическое движение, причем большинство коммунистов составляют сербы и черногорцы? А все потому, что в России победил коммунизм, а значит, и тяготеющие к русским сербы тоже хотят стать коммунистами…