К остановке подкатил мой автобус.
- Карета, - носом указываю на длинную, зелёную, замызганную пылью кишку с колесами.
Крепко обнимаемся с Антоном, и я заскакиваю в подъехавший автобус. Двери закрываются, и машина трогается в путь.
-8-
Спустя полчаса я уже стоял возле общаги. Пятнадцатиэтажное строение, выкрашенное в красный цвет, сплошь и рядом усеяно тарелками спутникового телевидения и сушащимся бельем. Вхожу. Внутри, слава богу, за столиком регистрации сидела дочь Валентины Сергеевны, полностью погруженная в художественную книгу, и она совершенно не обращала внимания на холл. Входи, кто хочешь, выноси, что хочешь.
Я, было, собрался втихаря пройти к лифту, сыграть грабителя, успел войти в раж, но дочурка заведующей вдруг подняла голову кверху и глянула на меня своими ясными большими глазищами - красивые глубокие голубые глаза, окаймлённые густыми ресницами. В них я увидел отражение собственной персоны, и отражавшийся там человек стоял с разинутым ртом и удивлённо смотрел на застигшую его врасплох девушку, словно человек на самом деле оказался вором, и его поймали с поличным. С силой втягиваю воздух через рот. Я, наверное, похож на идиота.
- Здравствуйте, - девчушка задорно улыбается. - Вам плохо?
- Плохо... - киваю, затем поправляюсь: - В смысле, нормально. Отлично.
- А то вы на припадочного похожи.
- Со мной всё в порядке. - Твою мать, так лохануться, да еще перед девушкой! Я даже представил, как она будет сегодня рассказывать своим подружкам, что у них в общежитии обитает придурок, а те весело заливаться хохотом и дрыгать ногами.
Где этот грёбаный лифт?! Машина спускается очень медленно. Такое ощущение, что минуты превратились в целую вечность, и из своего незримого пространства они наблюдают с ироничной ухмылочкой за жалкими потугами человечка, не способного понять самую суть времени, могущего только рассуждать об этом, но всё равно ни черта не понимать.
Короткий скрежет, створки лифта распахиваются, впуская меня в тесный прямоугольник. Жму кнопку. Дверцы закрываются, лифт едет вверх.
Закрывшись в комнате на все замки, я позволяю себе расслабиться. Скидываю обувь в разные углы небольшой прихожей и влетаю в жилую комнату. Быстро переодеваюсь и, схватив гитару в руки, присаживаюсь на кресло. Тут я вспоминаю, что должна зайти соседка. Ещё одна напасть. Что-то мне не хочется её видеть, но раз договорился, значит, договорился.
Она постучалась в двадцать три ноль-ноль. Девушка одета в длинный свитер до колен (где она его отхватила?) и меховые тапочки; в руках мой гель для душа. Оторвавшись от глазка, открываю дверь и впускаю знакомую. Внешний облик девушки вызывает улыбку.
- Что смешного? - хмурится гостья, поняв, что я смеюсь с неё, и бросает настороженный взгляд на зеркало, пытаясь разглядеть там себя.
- Не обращай внимания, - говорю я. - Проходи в комнату.
Соседка минует меня и останавливается посередине помещения; бутылка с гелем летит на стол.
- Здесь очень чисто, - заявляет она. - Сразу и не скажешь, что комната принадлежит парню.
Теперь уже моя очередь хмуриться от недовольства. Кто она такая, чтобы сравнивать меня с совершенно левыми людьми? Я люблю свою берлогу, потому и убираюсь в ней два раза в неделю, холю и лелею её, так как она способна внушать мне чувство того, что это мой дом, моя крепость, замок, храм.
- Чай?
Вероника не реагирует на вопрос.
Я дергаю её за рукав, возвращая сюда ко мне. Она переводит свой взгляд на меня и говорит:
- Ты играешь на гитаре?
Она начинает сильно нервировать.
- Глупый вопрос, девочка. Зачем бы мне тогда шестиструнный инструмент, если б я не умел на нём играть?
Ей плевать на мой тон, она не обращает на него никакого внимания, продолжая смотреть на меня горящими глазами полными лучащейся радости. И вот тут меня осенило! Если я смогу влиться в тот коллектив, сколотить из него то, что мне нужно, смогу просунуться на большую сцену, то я не буду проводить вечера и ночи в гордом одиночестве.
Я беру гитару и иду на кухню со словами «Пойдём чайку хлопнем». Девушка плывёт за мной, словно я являюсь прямым перевоплощением Гамельнского крысолова, зачаровавшим - вместо детишек - красотку волшебной мелодией. Готов поклясться чем угодно, мелодия уже звучала у неё в голове, а я даже к струнам ещё не притронулся.
На кухне Вероника уселась возле плиты, предоставив мне место на одиноко стоящей возле прохода кушетке и ждущей в свои объятия мою задницу. Делать нечего, присаживаюсь.