Я предложил каждому сыграть со мной по песне, исключительно дуэтом, так постепенно мы срослись, сработались. К вечеру мы спокойно играли шесть композиций, а я уставшим горлом хрипел в микрофон стихи - первая победа!
Когда все немного успокоились и погрузились в свою усталость, я подошёл к гитаре, вновь вставил штекер в усилок и погнал лютый трэш в лучших традициях американского металла. «Рвать! Рвать! - звучало в голове. - Душу, душу, покажи нам её», - кричали мне невидимые зрители. Я погрузился, слился с нотами, с картинками из сыгранных нами сегодня песен.
Выжимая из своей шестиструнной малышки максимум, я обернулся к остальным и одобряюще им кивнул несколько раз. Они взяли гитары, Боцман сел за барабаны - и погнали вслед за мной. Ровный ритм игры каждого из нас создавал внутри помещения, где мы играли, чистую материю звука, услаждающей слух. В какую-то минуту я понял, что задыхаюсь. Нужно остановиться. Я поднял кулак над головой и все замерли. Звон последней дернутой струны замер в звуконепроницаемых стенах.
- Это было круто, - проревел Боцман.
- Это был «Хаттагай», - заговорщицки ухмыляясь, сказал я.
Нам удалось сделать первые шаги к поставленной цели, и это круто.
После репетиции мы попрощались друг с другом и договорились созвониться через пару дней, чтобы обсудить место и время новой встречи.
Домой я возвращался пешком в глубокой задумчивости: моё эго не знало, с кем хочет провести этот вечер, то ли с соседкой, то ли с Кристиной. В конце концов, я выбрал простой вариант - Вероника. Далеко ходить не надо: красива, умна, есть о чём поговорить, и, самое главное, не против интима.
-11-
С Проспекта Независимости я сворачиваю на Михайловскую улицу, прохожу её и поворачиваю на Брилевскую, дальше Казинца. Длинная улица, застроенная. Тут в основном дома старого типа, советского. Но встречаются и новостройки. И чем ближе подходишь к пересечению улицы Корженевского и Казинца, тем больше новостроек рвутся в облака. Как грибы, ей богу. Стою на перекрёстке, жду зелёный свет, машин нет. Пожав плечами, перехожу дорогу и топаю себе дальше, погружённый в мысли. Слева уже МКАД. До общаги еще где-то двадцать минут. «Извините, не подскажете, который час?» - мужской баритон вырывает меня из цепких волн отрешённости. Половина десятого, отвечаю, даже не взглянув на прохожего «Спасибо», - доносится в спину. Не за что.
Общага. На импровизированном КПП никого. Лифт. Комната.
Просыпаюсь я от рвущегося в окно сильного ветра; стекло дрожит. С высоты десятого этажа свист ветра превращался в завывание одинокого волка, делящегося горестями с единственной подругой - Луной. «Знаешь, К... - я поворачиваю голову и запинаюсь на полуслове. Справляюсь с возникшей пустотой в области желудка от смеси испуга и удивления: - Вероника. - Умолкаю. Ей незачем знать слова, предназначенные для другой.
Девушка лежит плотно укутанная под одеялом, торчит лишь её носик. Что же я делаю?.. И тут я вспоминаю, как всё произошло. Хорошо быть музыкантом, думаю. Совесть спит - по поводу Кристины нет никаких переживаний. Мы не встречаемся с ней.
Во сне Вероника начинает улыбаться. Мило, словно ребенок. «Хочу мороженое», - шепчет она кому-то во сне. Что же ей снится?
Выбираюсь из постели и одеваюсь. Гитара прислонена к тумбочке у изголовья. Беру её в руки. Мы изменим нашу жизнь, девочка. На моём телефоне светится дисплей. Снимаю блокировку и читаю пришедшее от Кристины сообщение. Всего четыре слова. Четыре слова, и меня начинает лихорадить. «Я еду к тебе». Пришло ровно в 9:30 утра. Сейчас 10:20.
Бужу Веронику и говорю ей, что мне нужно срочно уходить. «Уходи, - она переворачивается на другой бок, к стене. - Оставь ключи. Я сама закрою». Ну, не-е-ет. Чтобы девчонка диктовала свои правила мне?! Не бывать этому! Бужу соседку силой и заставляю собраться. Она вся охвачена праведным негодованием.
- Ты что себе позволяешь? Офанарел?!
- Милая, без лишних вопросов лучше, я сейчас спасаю наше положение.
- От чего?
- От неминуемого кризиса, знаешь случается такое, вон по телеку только об этом и трезвонят: «Кризис, кризис».
Вероника, не понимая глубины задницы, в которую я проваливаюсь как слепой котёнок, пытается нащупать ручку двери. А мне плевать. Выталкиваю её из комнаты и... периферийным зрением улавливаю женскую фигуру сбоку. Кристина. В утеплённых наушниках от ветра, тёплом пальто, джинсиках и сапожках. Она смотрит широко открытыми глазами и не верит происходящему. Я готов провалиться прямиком в Преисподнюю на сковородку к самому дьяволу, лишь бы не видеть её полный боли взгляд. Раскрасневшаяся, красивая, она начинает медленно отходить назад.