Я распаляюсь всё больше и больше. Как меня злит такое пренебрежение. Умники!
Подхожу к микрофону.
Я в бешенстве. Меня распирает всего от злости.
Успокойся, прошу тебя. Я смотрю на зрителей, те на меня. Ты пришёл подарить людям часть своего сердца и души, неужели тебе хочется, чтобы они переняли от тебя что-то злое, нехорошее, рассуждаю сам с собой, продолжая глядеть в зал. Нет, не хочется. Делаю глубокий вдох. Выдыхаю. Спокойно. Надо что-нибудь сказать зрителям. Спокойно. Успокойся. Вдох. Выдох.
- Добрый вечер, дамы и господа. Наш коллектив называется «Хаттагай».
Люди, наконец, ожили, перестали быть застывшими манекенами, приготовились нас слушать; недалеко от сцены за столиками сидело жюри.
Я обернулся к Боцману и коротко кивнул ему. Барабанщик сразу же начал играть. Вступление было вкрадчивым, загадочным, проникая в сознание слушателей, оно вызывало перед их глазами красочные образы, будило фантазию.
Я делаю перебор струн последним. Мелодичный звук взлетает к потолку и распространяется по залу, оплетая людей невидимыми нитями, объединяя их в единое целое, создаёт подобие коллективного разума, который видит и слышит одинаково и, соответственно, выводит одну яркую картинку.
Начинаю петь. Слова вплетаются в музыку, разносятся по помещению. Я чувствую, как меня переполняет пробудившаяся энергия, она требует выхода, рвётся наружу. И я даю ей выход. Звук бурлит, кипит, песня плавно переходит с подъёмов к еле слышным словам, вновь взрывается.
Зрители, затаившись, сидят. Они забыли про еду и напитки.
В зале я приметил одну блондиночку с собранными в хвост волосами. Кофточка прикрывает шикарный бюст, идеальная талия плотно приникает к шортикам, подчёркивая красоту изгибов, ноги в утягивающих колготках. Девушка сексуальна. И её взгляд выглядит многообещающе.
Конец песни проходит по убывающей параболе: из игры выключается бас-гитара, стихает ударник, остаются две гитары. Они звучат в унисон, дополняя друг друга. Их музыка подобна разрушительному торнадо, перемалывающем препятствия на своём пути, она доводит восприятие окружающей обстановки сквозь призму дурмана, затуманившего рассудок.
Мы с Богданом резко останавливаем игру. Оба тяжело дышим и улыбаемся. Выступление получилось на славу, мы это знаем. Зал выходит из оцепенения и взрывается бурными аплодисментами. Люди свистят, орут, некоторые даже взгромоздились на столы и машут руками от переполняющих их чувств. Судья в шоке от нас. Даже мы в шоке! Я не ожидал безоговорочного успеха, предполагал обычное красочное выступление, которое запомнится зрителям хотя бы на пару дней. А вышло совершенно наоборот.
На сцену выходит ведущий.
- Для вас выступала группа Хаттагай!
Новая волна оваций. Мы кланяемся и покидаем сцену.
- Это дело надо отметить, - глаза Криса горят от возбуждения. - Успех, парни!
-14-
Мы заваливаемся в бар, сопровождаемые морем улыбок и аплодисментов. Бармен разливает по рюмкам водку со словами «За счёт заведения». Одновременно выпиваем. Получаем ещё порцию халявной выпивки. Нам весело. Не буду говорить за других членов коллектива, но я чувствовал, будто у меня выросли крылья. Упоительное чувство, словно мне подвластны силы природы и я могу свернуть горы. Бармен наклоняется над стойкой и говорит, что у на есть возможность по четыре раза на брата выбрать любой напиток и выпить на халяву. Я заказал себе двойной виски со льдом, ром, мохито и текилу. Не видит меня мама, ухмыляюсь вслед проскользнувшей мысли. И не нужно, чтобы она видела меня, когда я веселюсь. Не поймёт. Лишь осуждающе посмотрит.
Между делом на сцене один за другим выступают остальные коллективы. Кто-то играет и поёт хуже, кто-то лучше. Я бы выделил две группы из общего количества участников, которые мне действительно понравились, но решаю не я.
Я смаковал виски, наслаждался его ароматом и вкусом. Отличный напиток. К тому моменту, как я выпил его, ребята разошлись кто куда в поисках подруги на ночь. Спорить не буду: американцу везло больше. Крис хорошо говорил на русском языке, но при знакомстве с красотками включал акцент. Срабатывало всегда. Девушки слетались моментально, словно иностранный парень обмазан мёдом и на нём висела табличка «охмури меня». Боцман зажигал с какой-то хохочущей полнушкой, Богдан танцевал с горячей брюнеткой, обвившей его шею руками. Один я сидел в уединении и напивался.