И мы побрели, разбрасывая в стороны свежие хлопья снега, ещё не прилипшие к сухому от мороза асфальту.
- Белые разводы на сапожках, - возмутилась Анна.
- Это соль, которой дороги посыпают, - стал объяснять я, замечая, что разжёвывание приносит мне дискомфорт.
- Или кокаин.
- Причем здесь кокаин?
- Это мой друг один так говорит, что любое государство посыпает дороги наркотическим порошком.
- На кой?
- Чтобы мы вдыхали и тупели, - нервно хихикнула Аня.
- К сожалению, для этого есть много более простых способов.
- Ваша музыка, например, - засмеялась она.
- Опять ругаться хочешь?
- Шутка. Где твоё чувство юмора?
- Осталось в необъятном пространстве Родины, - мрачно сказал я. - Продал за мир во всём мире.
- Это мне Сэнсэй говорил тоже.
- Ты на каратэ ходишь?
- Хожу... Но это не тот сэнсэй. А Сэнсэй, как имя - с большой буквы, - Анюта прямо поменялась в лице, надев на себя маску интригующей загадочности.
- Не делай вид, что один из твоих папиков разведчик, мне всё равно не интересно.
- Да причем здесь это... Это мой друг. И ты, - Аня на мгновение сделала серьезное и злое выражение лица, - не мели чушь всякую о нём. Он меня спас.
- От кого? От себя?
- Дебил, каблук в задницу засуну.
- Потише, детка, а то подерёмся всерьёз, - какая-то волна ненависти ударила мне в голову. Кулаки сжал, фонарь почему-то не светит. Так и влепил бы, да и плевать на всё.
Аня остановилась, вжала голову в плечи, встала на цыпочки и замерла в такой позе. Глаза закрыты, стоит, шатается в такт лёгкому ветерку. В момент, когда я решил плюнуть и свинтить отсюда, она заговорила:
- Я познакомилась с девчонкой. Симпатичная блонда. Торговала мобильниками в «Евросети», а по ночам снимала мужичков в клубе. Я у неё спрашивала, а на фиг ей «Евросеть», а она ответила, что любит одного парня-коллегу и потому не может уволиться. Я ей, мол, а он-то в курсе, что ты его так сильно любишь? Так она сказала, что не знает. А девочка, между прочим, на экономическом училась на заочке. И где у человека мозги, спрашивается.
- Что сделаешь, любовь, - вздохнул я, вклиниваясь в историю.
- Она была приятельницей моей соседки по комнате. Та была толстушкой с хозяйственными руками и недалёкой головой и как-то пригласила её в гости. В общем, одним нашим винным вечером она меня позвала на встречу. У её очередного хахаля был партнёр по бизнесу, а пары ему не было. Деловой мир - Маринка, так звали эту приятельницу, подгоняет толстосуму тёлочку, сделка заключается. Маринке падает «штука» в карман, а я на содержании солидного человека, раз в месяц посещающего столицу нашей, ну, точнее моей, - бегло взглянув на меня, поправилась Аня, - Родины. Я была на мели, ела чай и картошку с укропом. Согласилась. Привезли нас в Дрозды, коттедж и все дела, при входе два льва каменных тебя встречают. И хозяин такой добренький, ходит там, комнаты показывает, льёт в уши фигню всякую. Меня обхаживает особенно, видимо понравилась - заливается соловьём просто. У меня в мыслях: «Сдерёшь с него денег за квартиру заплатить и всё. Пару минут позора - и сытая мордашка в зеркале». Баню растопил, прямо в доме у него баня, представляешь. В общем, там они контракт и подписали. Папик Маринкин, как только автограф увидел, так и засобирался домой. Маринку - в охапку, водителя - к аппарату, и след его простыл. А я осталась. Сижу, слушаю бредни про Тайланд, Мексику и прочую экзотику. Часто глаза зажмуриваю, чтобы от мыслей отвлекаться, которые намекают на откровенную проституцию. Тут он пропадает куда-то на минуту, а потом выныривает с чулками в руках. К шее прислони чулки, говорит, и тон у него такой, знаешь, безапелляционный. А теперь, приказывает, типа, привяжи себя к ножке дивана. За шею и к ножке дивана, - тут же дополняет она. - У меня от таких слов, уже в голове только одно - как живой остаться. Страшно. Я слезу пустила. И тут он произносит: - «Не волнуйся, живой, скорее всего, останешься». Потом подумал немного и добавил: «Но кричать будешь как в первый раз». Я испугалась, и тут - звонок. Он подошёл ко мне, лицо на щеках сдавил больно: «Посиди тихо, милая, сейчас приду». Он ушёл, а я от страха онемела и вдруг, неожиданно для себя самой, как закричу. Послышались шаги, всё ближе. Вдруг передо мной, в дверном проёме появился невысокий крепкий мужичок с родинкой на носу и седым хаером. Серые джинсы, чёрная майка. Я от неожиданности опешила немного. А по коридору снова стучали шаги и слышались слова: «Ну, шлюху снял, господи, думаешь, я у тебя таблетки для семейного ужина покупаю». А этот, с родинкой, молчит, головой ворочает. Потом быстро зашагал к стене, выбил доску, и вытащил оттуда мешок с деньгами. Я столько в жизни не видела. И не увижу уже, наверное, подумала. Мой папик протрезвел, посерьезнел: «Ты так не шути, не знаешь, с кем связываешься». А тот ему в ответ: «Знаю, пугать бесполезно, сам понимаешь. Развяжи, одень её, и к входной двери подведи или бабки в камин улетят». И этот чёртов извращенец как послушный кролик - развязал, собрал, к дверке подвёл. «Больше, чтобы я тебя не видел, языком ляпнешь - убью», - прошипел клиент. «Молодец, Васька, злость в себе не копи, ширнись лучше, или жену ночью прижми покрепче, а не девчонок молодых вязать», - мужичок был старый, но не лепетал и не шепелявил, а чётко клал слова, как опытный каменщик кирпичи на стройке. А тот только гнусавил тихо: «Доиграешься... Ну да ладно, до связи». Мы вышли на улицу. Он усадил меня в машину, отвез домой, дал сто баксов и рассказал о себе.