- Ну, наконец-то, где тебя черти носили?
- И были ли это черти, - язвительно вставил Богдан.
- Спокойно ребят, сегодня настроен зажечь. Песни повторил, надеюсь, не запнусь.
- Я на всякий случай на пюпитре распечатку положил, - с успокоительной интонацией сказал Жора.
- На чём ты распечатку положил? - Боцман был недоволен формулировкой.
- Да ладно, проехали... Ты всё понял по своей позиции? - обратился он уже к Крису.
- Да, спасибо.
- Тогда я ушёл настраивать пульт, а вы, - он снова бросил презрительный взгляд на меня, - прорепетировали бы, что ли, или думаете, что само выгорит?
Но моё настроение было не сломить подколками, безразличными взглядами, уничижительной интонацией. Я летел. И крылья мои были из стальных перьев.
- Само? Вы так это называете? Я привык это называть вдохновением.
- Смотри, - Жора перешёл на ты, и ушёл к микшерному пульту.
Лишний человек ушёл от сцены и группа «Хаттагай» осталась наедине со своими проблемами.
- Ну, что, ребят, зажжём как тогда, в клубе? - ко всем по-дружески произнёс Боцман. - Давайте покажем им всем.
- Что показывать? Как наш нарик забудет слова?
Я не ожидал таких слов от Криса.
- Точно! Как на последней репетиции, - поддакнул ему державшийся в стороне Богдан.
- Что вы всё о плохом, - затянул свою пацифистскую хрень Боцман. - У нас есть дело, которое мы должны выполнить. Мы должны... - и тут ласковый до этого момента голос Боцмана превратился в сталь, - мы должны записать и выпустить альбом, а потом будем выяснять отношения. А иначе, блин, я размажу каждого из вас по стенке.
- Боцман, ты не понимаешь? Это же он всё нам портит, - было видно, что Крис давно что-то держал в себе и вот сейчас плотины рухнули под давлением скопившихся предъяв. - Это всё он, его загоны, его Сэнсэи. Мы же об этом знаем, он ни одного дня не может прожить без маленькой дозы. Или можешь, Олег?
- Нет, я вообще живу неправильно, - брякаю ему в ответ, не чувствуя ответственности за сказанное, меня намного больше интересовал мой палец, который я перемотал толстым шнуром колонки. Я изучал степень его несгибаемости в таком виде.
- Видишь? Ещё доказательства нужны? - В зале повисла тишина. Жора уже ушёл, ребята давно перестали носить стулья. Наше возмущение и неприязнь друг к другу были одинокими обитателями пространства.
- Ты тоже бухал, и ты тоже был в невменяемом состоянии, но ни у кого и мысли не было, чтобы тебя выкинуть из группы, - парировал Боцман, защищая меня и мой безразличный взгляд на Криса.
- Хватит. Хватит меня защищать, хватит вступаться, я не заслуживаю ни твоих обвинений, Крис, и ни твоих оправданий, Боцман, - прогнусавил я. - Давайте просто здорово сыграем то, что мы когда-то придумали и то, что мы когда-то уже спели.
- Я - за Олежу, - сказал Боцман. - Он - молодчина, может и не идеал партнёра по группе, но мы не идеальных людей искали, а делали музыку, плохую или хорошую, но всё-таки музыку.
- А ты, Димас, думаешь, мы сыграем так же хорошо как тогда? - влез в наш спор державшийся поодаль Богдан. - Ведь дело не в том, что нарк он или не нарк. Это личное дело каждого. А дело в том, что готов человек положить на алтарь нашего успеха, успеха группы. И тут выясняется, что у Олежи кроме собственного кайфа нету ничего. Вообще ничего. Ни принципов, ни убеждений.
- У меня есть убеждения! - выкрикнул я, оторвавшись от рассуждений о мобильности перемотанного пальца.
- Все твои убеждения заканчиваются в порошковом бреду, - как отрезал Богдан. - Я не против тебя, Олежа, ты мне нравишься. Но ты - тот пассажир, который сойдёт с поезда в любом случае, и я бы, честно говоря, хотел бы подстраховаться на случай твоей ликвидации, - нависло молчание, сквозь которое, как прицепной вагон въехало окончание Богдана: - Потому что своя шкура всегда ближе к телу.
- Ну, твоя политика всем известна, - ответил я, ковыряясь в своей ладони.
- Моя политика? Что ты имеешь в виду?
- Имею в виду то, что ты кого хочешь переступишь, друг, не друг - не важно. Лишь бы ты за это получил признание. Класть ты хотел на мои проблемы, класть ты хотел на то, что нас купили и пляшешь под дудку толстосумов, - я смеялся с гримасой сумасшедшего. Богдан сжал кулак, кожа на костяшках натянулась. Мой опьянённый взгляд уловил движение в мою сторону. Реакция сработала на пять баллов, и я схватил кисть Богдана еще на взлёте. Боцман тут же подорвался к нам и оттолкнул друг от друга, меня, смеющегося и полупьяного, и Богдана, который был сосредоточён и зол. Зубы его скрипели, глаза излучали ненависть.
- Твоё счастье, что ты солист и я не хочу портить наше выступление, но потом... - и его указательный палец угрожающе затрясся, - мы этот разговор обязательно закончим.