Я был один.
Надо успокоиться, мелькнула мысль, срочно. Я на четвереньках пополз в зал. В голове вдруг зашумели голоса. Миллионы голосов. С каждой секундой они становились громче и громче, пока не превратились в сплошной монотонный гул, разрывающий черепную коробку. Дрожащими руками я открыл комод и достал оттуда крепко набитый «косячок». Вставляю его в зубы, подкуриваю, делаю глубокую затяжку, задерживаю дыхание. Я ощущаю, как в лёгких клубиться дым, обволакивает их стенки, проникает в кровь, пьянит. (Все-таки я не выдержал.). Выдыхаю.
И становиться хорошо-хорошо, спокойно-спокойно. Передо мной открываются секреты мироздания, со мной начинает разговаривать сама природа, умолкают голоса.
Я прислушиваюсь.
- Знаешь, тебе стоит умерить гордыню, - раздался голос за спиной.
Оборачиваюсь.
В дверном проёме стоит окровавленный Боцман.
- Ты же ушел, - говорю ему. - Как ты здесь оказался?
- Это не важно, - вместо него отвечает Крис. Он стоит возле окна в отутюженном дорогом костюме, гладко выбритый, весь такой аккуратный, словно на деловой встрече. Его взгляд строг и как бы отдалён, будто на меня смотрит даже не он, а что-то потустороннее.
- И ты здесь? - внутри меня зарождается страх. - Нет-нет, вас здесь нет. Вы ненастоящие. Вы плод моего воображения.
- Боишься? - губы Криса изламываются в мстительной улыбке, а в его облике начинает проклёвываться что-то хищное, сдерживаемое человеческой оболочкой.
Я с силой зажмуриваюсь и бью себя в челюсть. Однако боль ни капли не помогает избавиться от наваждения. Неужели взаправду?
Крис будто услышал мои смятённые мысли.
- Тебе не кажется.
Он стоял прямо надо мной, Боцман по-прежнему стоял в дверях.
- Ребята, вы чего? - мой голос дрожит. Тут мой взгляд опускается вниз. В моих руках по-прежнему тлеет тонкая полоска травки. Я с силой тушу его в цветочном горшке.
- Думаешь, поможет? - от Криса потянуло сильным холодом, будто из могилы. Я чувствую его дыхание. Оно какое-то гнилостное. Так пахнет моя смерть?
По мне пробегает дрожь. Я не хочу умирать. По крайне мере вот так. За Боцманом вырисовывается какая-то тень. Фигура нечёткая, слегка подрагивает. Не могу разобрать кто это. Но у тени явно недобрые намерения.
И тут страх и оцепенение, опутавшие меня своими мягкими, мокрыми, полусгнившими веревками, ослабили хватку, дали вдохнуть. И ледяной воздух отрезвил меня, разогнал морок.
- Вам меня не получить! - кричу я. - Кто-нибудь, помогите!
Я подрываюсь. Хватаю со шкафа соляной камень и швыряю прямо в лицо Криса. Камень проходит сквозь голову товарища и с грохотом падает на пол, рассыпаясь на множество больших и маленьких осколков. Он оглянулся на разлетевшиеся по полу осколки, и лишь холодно улыбнулся, обнажив полусгнившие зубы.
Я не верю своим глазам.
Да что же это такое?!
Я бросаюсь вперёд, вырываюсь из пальцев Криса, мчусь к выходу, выставив вперёд локти, врезаюсь в Боцмана и какой-то непонятный силуэт. Они разлетаются в разные стороны. Меня душит дикий ужас. В доли секунды открываю дверь, стремглав бросаюсь к лестнице, кубарем слетаю с неё, не чувствуя абсолютно никакой боли. Я верещу, в спину бьёт замогильный хохот, несутся какие-то испуганные крики, где-то раздаются возгласы удивления.
Вроде бы во дворе я увидел Боцмана. Как он здесь оказался? Мне плевать! Надо спасаться. Я нёсся, не разбирая дороги, мимо машин, мимо деревьев, мимо каких-то людей. Их лица перекошены. Кто-то бросается мне наперерез. Мы сталкиваемся. Я падаю. Кто-то сверху наваливается на меня... Помогите!.. Кто-нибудь!.. Хоть... кто-нибудь...
В себя я приходил медленно. Не знаю, сколько прошло времени - часы, дни, недели. Возле меня мельтешили какие-то белые силуэты, что-то спрашивали, щупали, прикладывали, светили, в меня что-то вливали. Всё было в каком-то тумане. Я вроде бы и видел, что происходило вокруг, но и в тоже время не видел. Это сродни сну, который ты помнишь при пробуждении, но забываешь в течение дня. Остаются лишь фрагменты. Но и те с течением времени испаряются, как влага под жаркими обжигающими солнечными лучами, оставляя после себя мучительные попытки вспомнить что-нибудь. Но всё безуспешно. Ты покоряешься обстоятельствам, ведь жизнь на этом не останавливается, она продолжает идти вперёд.
Я открыл глаза и окинул незнакомую комнату долгим пристальным взглядом. Она была просторна, окрашена в синий цвет. В ногах стояла тумбочка, у просторного широкого окна стол и стул. Снаружи светило солнце, волновалась жёлтая листва и скреблась о стекло.
Моя левая рука ощущала лёгкий дискомфорт - внутри неё было что-то инородное. Смотрю на свою конечность. На вене тонкая полоска пластыря, из-под которого торчала игла, и из нее тянулась длинная прозрачная эластичная трубка. Это была капельница.