- Ты знаешь что-нибудь о спасении, Надь?
- В каком смысле, не поняла? В религиозном или медицинском? - она искренне рассуждала в такт хлопающим ресницам.
- Вот у тебя такое имя - Надежда, ты должна понимать в спасении больше священника, - я улыбался.
- Не знаю, - цокнула языком собеседница, - я врачом хотела стать. Спасать - теперь моя работа. То есть не рассуждать, а спасать, делать, делать дело, дело правильное и пристойное. И как бы мне не было тяжело, я буду стараться протянуть руку помощи любому, кто попросит.
- А если не попросит?
- Ну, как это не попросит? - с недоверием и непониманием спросила Надя.
- Вот ты врач, ты понимаешь, что человеку нужна помощь, и, самое гадкое, что и он это понимает, но то ли наказать себя хочет, то ли он - идиот, но он не будет ничего просить.
- Я всё равно помогу, пусть обижается.
- Эгоистка ты.
- Почему же, я как раз его, этого человека, как заблудшую овцу из ущелья выведу, а там, на воле, она, то есть он, человек, - Надя запуталась в ассоциациях и от злости почесала нос. - Когда он свободен - пусть делает, что хочет, но я не поверю в то, что истинно свободный человек будет предпочитать солнечному свету боль, кровь, страх.
- Некоторые экзистенциалисты с тобой не согласятся.
- О чём это ты, что-то из курса философии?
- Да, но это не важно, я с тобой тоже не согласен. Если у человека солнце - это гаснущая лампочка в квартире? Если его небо - это белый потолок? Если его счастье и водные брызги - это блевотина на полу? - я серьёзно и пристально посмотрел на девушку сверля взглядом, исследуя эти милые кудри, эти бегающие глазки, эти накрашенные бесцветным лаком ногти, крепко сидящие на длинных пальцах, которыми она поддерживала подбородок, погружаясь в глубину своего рассуждения.
- То он раб. Обычный раб своей боли, - она смотрела мимо меня, и словно судья с молотком, махала рукой на каждое своё утверждение. - Пусть освободится от неё, снимет эти наручники, пусть умрёт, - Надя задержала дыхание и спустя полминуты, на выдохе, закончила фразу: - Но умрёт свободным, без оков грязных убеждений. - Мы помолчали, лишь глядя в разные точки, прекрасно ощущая проскочившую между нами искру. - Ну, ладно, мне надо бежать, я и так тут с вами... С тобой. Задержалась. Позвони мне, - и она убежала из кабинета.
Этой ночью я спал как младенец.
-45-
Я познакомился с рок-музыкой в тринадцать - и не жалел об этом. В двадцать четыре я вышел из наркодиспансера - и тоже ни капельки об этом не жалел. За последний год я встретил много хороших и не очень людей, но ни о первых, ни тем более о знакомстве со вторыми я тоже не па́рился.
Я говорил себе об этом каждый день.
И вновь полуденная жара плавила город. И снова асфальт, раскалённый до температуры сковородки, обжигал пятки смелым девчонкам, сбросившим босоножки. И я снова вдыхал приправленный сыростью запах привокзального подземного перехода.
Так пахла жизнь.
Человек случайно ронял жетон в решётку водосточной системы и матерился - так жизнь звучала.
Я лизнул холодную медь струн - такой жизнь была на вкус.
Я тянул гласные в песнях, драл горло, ломал колки - затем собирал пригоршню купюр в чехле и шёл домой. Я стал писать стихи в журнал и их даже напечатали. Кто-то из наших активных бывших фанатов попросил отыграть маленький концерт на квартире, и я спел там новые песни, которые придумывались сами собой, потому что так надо, потому что вдохновение слишком долго меня обманывало.
Я влюбился в Надю, я ей звонил, писал сообщения, а она улыбалась и шла со мной в кино, чтобы потом, почёсывая носик, искать в фильме нестыковки. Как-то она меня поцеловала, легко, как будто невзначай, я даже не успел испугаться.
Было утро. Было жарко. Я играл в переходе. Надя уехала в поход по Витебской области, обещала притащить магнитик. Я над этим смеялся, мол, кукушка в лесу продаст, что ли?.. Сейчас я волновался, чтобы комары не искусали все её прелести за две недели. Я погрузился в ритм исполняемой песни и по привычке закрыл глаза, а когда открыл, отыграв, передо мной стояла мама. Уставшая, с серебристым отливом седины на висках, руки сжимали походную сумку.
- Мама...
- Я, сынок, не писала, а просто взяла отпуск и приехала.
У меня потекли слёзы, мама тоже заплакала. Возле нас образовалась небольшая группка людей. Мы долго стояли обнявшись. Зеваки засматривались и проходили вперёд с мыслями о том, что кому-то сегодня повезло, у кого-то сегодня счастье.
- Мне было так тяжело.
- Я знаю, я чувствовала.
- Мне так много нужно тебе рассказать.