– Что сделать?
– Ты же вон какие фигурки вырезаешь, – она кивнула в сторону моих деревянных статуэток, заботливо расставленных на полочке: лошадки и собачки. Ради них я стащил из поленницы полено, а с кухни ножичек, так захотелось сделать. – Не составит труда мне помочь.
Она взяла мел и нарисовала на покрытой глиной стене, служащей своеобразной доской для записей, то, что хотела от меня получить. Выглядело всё очень просто… а мне ужасно хотелось узнать, что же там таилось в оставшихся страницах!
– Хорошо, – согласился я и с опаской, как будто ждал подвоха, подал ей книгу.
Пальцы Эветты едва не коснулись моих, так что ладонь я отдёрнул быстро. Рука несколько затряслась и, чтобы скрыть дрожь, я вытащил из тайничка ножичек и начал энергично вырезать деревянную штучку, о которой она меня просила.
– Земля позволяет брать силу и возвращать её обратно, – речь беловолосой девочки звучала ровно и плавно. – Земля склонна дарить себя другим стихиям и является основой жизни. Её сокрушают бури, разрушает вода и опустошает огонь…
– Чего так улыбаешься? – мягко поинтересовалась Ниамбэ-Берта.
Я аж встряхнул головой. Воспоминания, которые до этого дня преспокойно покоились на дне моей памяти, вдруг скопом ринулись на поверхность, мешая заниматься настоящим.
… И всё же было бы невероятно смешно представляться богам как Тупой или Цыплёнок!
Я усмехнулся, хотя, с высоты сегодняшних дней прекрасно понимал, как права была Эветта. Замкнутый из-за боязни других людей ребёнок-дикарь. Одиночка. Я всё время ждал нападения. Бился как хищный зверь, но в душе трясся от страха, как… цыплёнок. Не верил и не доверял никому. И пусть моё мышление в результате этого оказалось не заточено под общепринятые рамки, пусть в последующем генерировало нестандартные и значимые идеи, но изначально оно не имело под собой почти никаких знаний. Даже об элементарных правилах поведения… Не знаю, какое прошлое принадлежало мне до Чёрной Обители, но повторюсь и буду повторять до бесконечности – я несказанно благодарен судьбе, что некий Квалификатор решил, что из меня выйдет толк на магическом поприще!
… И, пожалуй, мне стоило быть благодарным Эветте. Без неё я бы не стал учеником. И вряд ли бы закончил ученичество. Мэтры учили нас, но не самозабвенно. Это только благодаря ей я так быстро освоился с чтением и письмом. Стал тем, кто я есть…
– Эй, юноша? – забеспокоилась Ниамбэ.
– Да, всё хорошо, сударыня. В голове сегодня просто какая-то каша! – вполне честно ответил я. – Не могу толком сосредоточиться.
– Болит, что ли? Чай с мятой – верное средство!
– Пожалуй… Так вы дом показать предлагали?
– Да. И называйте меня просто Ниамбэ. Какая я вам тут сударыня?
Дальнейший осмотр не поразил. Побитое зеркальце в ажурной раме, шерстяной плед, баночки с уже испортившимися ингредиентами, склянка для алхимических опытов, неполный расписной сервиз, потрёпанная пара туфель и ещё одна без пары, широкая колыбелька на дугообразных полозьях с висящим поверх колёсиком, к которому цеплялись резные разукрашенные деревянные фигурки.
… Одна из них точно вышла из-под моей руки, но я никогда свои работы не раскрашивал!
– Скажите, Ниамбэ, – наконец-то интуиция почуяла желанный след. – А Белая Леди не была ли дружна с каким-нибудь художником?
– Нет, вроде.
– А с красильщиком? Слышал, – действовал я наугад, – что вроде как некий Гастон Лекруа к ней хаживал. Да и сервиз, что вы показали, вроде бы индивидуальной работы. Больше похож на подарок.
– Ой! Точно хаживал! Только это не он к ней, а наша Леди к нему. Хороший был мастер, пока не ослеп. А ослеп уж давно. Она всё старалась ему помочь. Только безрезультатно. И полгода не пройдёт, как глаза вновь лечить надо.
– Жив ли он ещё?
– Думаешь, больше моего о Леди расскажет? – надулась Ниамбэ. – Я-то ей частенько прислуживала за её доброе сердце. А он-то кто? Больной, каких много к ней обращалось!
– И то, верно.
Согласился я, чтобы не привлекать внимание. Женщина взревновала. Если углубиться в просьбу, то она бы меня долго ещё вспоминала. А зачем мне лишнее внимание, когда Гастона и так можно найти?
Выйдя на улицу, я обнаружил, что солнце за пределами дома продолжало жарить так, как будто лето не собиралось заканчиваться. Жёсткие тяжёлые листья деревьев тянулись к свету, намереваясь не покидать насиженных мест, хотя их прожилки уже должны были начать менять цвет. Ещё пара недель и ревун сменил бы жнивень, но отчего-то среди небольшого оазиса сорной травы расцветал куст весенних одуванчиков, перепутавших время года. На жёлтую махровую ароматную поверхность цветка присела бабочка. Эветте всегда нравились эти создания. И я, словно считая себя обязанным сделать ей приятное, с несколько секунд любовался простыми фиалковыми крылышками, пока какой-то мальчишка не швырнул в насекомое камень. Бабочка проворно вспорхнула и в поисках спасения села мне на плечо.