— Я вспоминал о тебе. И не раз.
Ещё бы! Мне так было нужно, чтобы она подавала знаки с другого края поля, надо ли поправлять маячок или нет. И на сколько градусов. Бегал туда-сюда по-дурацки, теряя время на полнейшей ерунде!
— И ты вернулся за мной.
Она широко улыбнулась, поглядев на меня с некой мечтательностью. В её глазах отразились обе луны. Отблеск был очень красив. Я постарался запомнить его, чтобы однажды воссоздать в рисунке, но из-за пристального взгляда перестал следить за дорогой и споткнулся о выступающую доску деревянной мостовой. Шаткое равновесие стало нарушено. Я едва сумел удержаться на ногах и то благодаря помощи Эветты. С лавочки возле крыльца голубого дома вдовы, к которой ходил Гастон, донеслось вслед женское приглушённое хихиканье.
— Мы теперь всегда будем вместе возвращаться, — продолжил я нашу беседу, делая вид, что никакой оказии и не произошло.
— Правда?
Довольная интонация Эветты не показалась мне хоть сколько-нибудь логичной.
Ну, да чего с пьяной взять?
— Правда. Мастер Гастон сказал, что по отдельности нас больше за порог не пустит и не выпустит.
— Что?! — она резко убрала свою руку с моего локтя. — Так ты только из-за него пришёл? Тебя послали?!
— Конечно.
— А я-то думала!
Не договорив, какие же именно мысли к ней пришли, Эветта зачем-то обогнала меня и первой зашла в дом. Гастон сидел в кресле в углу, поджидая нас, и при свете фонаря осматривал заготовку необычной формы. Её он сделал своими руками, желая создать какой-то новый тип посуды. Это мне было известно.
— Вернулись-таки, — довольно произнёс ремесленник, а затем сморщил нос. — Ну, вы и набрались, барышня! Словно моряк, попавший в порт после длительного плавания.
— Там было очень весело, мастер Гастон! — сказала она, намереваясь подняться по лестнице, но подвернула ногу и рухнула на первой же ступени.
Хозяин дома крайне неодобрительно покачал головой и встал со своего кресла, чтобы поднять Эветту. Затем он буквально-таки поволок её наверх, дав мне указание оставаться на месте. Подумав, я всё же сошёл с него и отправился на кухню делать бутерброд. Куриной лапки с овощами хватило, чтобы наесться вдоволь на очень краткое время, так как, получив возможность набивать желудок чем угодно по своему выбору и финансовым возможностям, я приобрёл отменный аппетит. Мне постоянно хотелось есть. Зверски.
Между тем, со второго этажа донеслись наставления (слов было не разобрать, но интонация идеально подходила для нотаций). Пару раз были слышны и жалобные оправдания Эветты. После них голос Гастона набирал силу. Я даже так и застыл со своим бутербродом, прислушиваясь. Но, ничего толком не разобрав, стал неторопливо пережёвывать хлеб с маслом, колбасой и сыром.
— Эй, малец, — обратился ко мне красильщик, когда спустился вниз. — Присмотри за сестрой. Её может начать рвать. А я к соседке обещал наведаться. Вернусь утром.
— Хорошо.
Он ушёл. Я же, крайне довольный этим обстоятельством, быстро доел бутерброд, вытер о рубашку сальные пальцы (тут же мысленно коря себя за поступок) и, вытащив из сумки, поставленной Гастоном в угол кухни, травы, собранные по дороге, направился за Эветтой. Она лежала на кровати, раскинув руки, смотрела на потолок стеклянными глазами и едва повернула в мою сторону голову.
— Чего тебе?
— Гастон ушёл к соседке, так что можно варкой проявителя заняться. К утру как раз запах выветрится.
— Не хочу.
— Эветта, что значит «не хочу»? У нас не так много ингредиентов, чтобы создавать посредственность.
— Ладно, — вдруг передумала она. — Тебе же только это и надо. Чтобы я всё время прикрывала твои слабые места. И ничего больше!
— О чём ты?
— Ни о чём. Я помогу, как и всегда. И эффект зелья будет более долгим.
Тон мне крайне не понравился, но слова звучали более чётко, нежели прежние, и она самостоятельно поднялась с постели. Даже спустилась без поддержки. Без моей помощи зажгла дополнительный свет, выбрала нужные растения и начала отщипывать листики. Я же приступил к отмериванию порошков. Этих ингредиентов у нас действительно было мало, и именно из-за этого и требовалась очень качественная варка. Закончив с манипуляцией весами и крошечными гирьками, я взялся за котёл. Изнутри и снаружи следовало нанести символы. Без вложения силы зелье осталось бы обычным отваром. Эветта, между тем, развела в очаге огонь из осиновых поленьев. Они были ещё свежими и не хотели гореть, создавая больше дыма, нежели тепла.
— Дышать нечем, — в какой-то момент, покашливая, созналась она. — Теперь я понимаю, откуда такая настойчивая рекомендация варить зелья либо в лесу, либо в каком доме на отшибе. Проветриваемость необходима! В городе же окна не откроешь. Подумают ещё, что мы горим.
— Угу, — стараясь не дышать, согласился я.
Порошки и травы придали смогу от поленьев ненавязчивый фиолетовый оттенок и несравненную пахучесть свежей выгребной ямы и мертвечины. Однако, варка определённо удавалась. Состав достиг нужной смолянистой консистенции. Оставалась мелочь. Взяв при помощи тряпок котёл за ручки с обеих сторон, мы поставили его в центр большой печати — размеры кухни позволяли создавать магические символы в таких удобных пропорциях. Проблему составляло только то, что хозяину дома мог не понравиться новый кровавый узор на полу, а избавиться от него стало бы в разы сложнее, нежели от растёкшегося воска. Свечи мы, увы, зажгли чрезмерно заранее.
— Хорошо всё-таки придумано использовать бечёвку, смоченную кровью! Меньше уборки будет, — не сдержался я от комплимента самому себе.
— Да. Жаль только, что для повторного использования она уже не годится. Впитала в себя остаточный фон.
— Это мелочь, — отмахнулся я. — Зато её всегда можно заготовить заранее и таскать с собой. Если понадобилось что, то даже на траве выложил правильно — и колдуй.
— Вот и приступай к своему «колдуй»! Варка из меня все силы вытащила. Теперь сам.
— Хорошо.
Она, ослабляя шнуровку платья, отошла к стене и села на лавочку, устало прикрывая глаза. Я же начал напевать слова, позволяющие направить энергию на совершение нужного воздействия. Их монотонность успокаивала, а собственные, пусть и благоразумно ограниченные мэтрами, способности дарили блаженную умиротворённость. Ощущение могущества переполняло до кончиков пальцев ног, до последнего волоска на макушке. И потому несмотря на то, что результат получился достойным мага, а не неофита, с восторгом во мне боролось и сожаление, что всё завершилось.
— Готово, Эветта, — произнёс я, вырывая подругу из дремоты.
Её розовые глаза, казавшиеся в сумраке комнаты тёмными, открылись и сразу уставились на котёл. Но вместо довольного отзыва я услышал зловещий вопрос. Причём не от Эветты, а от кое-кого другого.
— Закончил-таки, малец? Так повернись ко мне лицом и объясни, что это за ересь вы тут творите!
Хозяин дома стоял на пороге кухни, скрестив на груди сильные руки, больше подошедшие бы кузнецу нежели красильщику. Ноги его были расставлены на ширине плеч. Глаза хмуро взирали из-под густых кустистых бровей. И если бы он умел убивать взглядом, то уже бы это сделал.