— Вот, дочка! Не хочешь услышать мать, так послушай мага. Ничего хорошего от барда не жди никогда!
— Зато с ними так весело, — произнесла девушка со знакомой моему слуху глубокой затаённой тоской. — Настолько, что и не вспомнить, что когда-то грустилось.
— Весело? — хмыкнула Аннет. — Они так и тянутся к юным девицам потому, что нет ничего для них милее дурного дела погубить невинность! Их распирает злость, когда они видят, что существуют ещё чистые цветы. И обманом, и лестью, и коварством сеют они в сердцах любовь, чтобы после кровожадно вырвать её. Устроить свой кровавый пир. Потешаться, обращая ранее живую душу в камень! Или кто-то здесь считает, что я не права? Не так это?! А, гость? Что скажешь?
Моим искренним надеждам, что раз Арнео не появился до окончания ярмарки, то он уже радовал своим ликом какой иной город, было не суждено сбыться. Едва губернатор торжественно объявил о конце празднеств, как наглец явился посреди ночи и стал кидать мелкие камушки в ставни окна Эветты. Это прервало мои с ней тайные выкапывания лекарственных корешков из соседского огорода.
— Не обращай внимания. Покидает и уйдёт, — шепнул я ей возле уха.
— Не уверена. Погляди, он выбирает камни всё больше и больше. Так что либо вскоре ставни проломит, либо мастер Гастон проснётся и увидит нас. Из моего окна хороший вид на эти грядки. А луны нынче ясные.
— Да, ну. Уйдёт он!
Ага. Как же! Так и ушёл! Поняв безрезультатность вызова прекрасной девы простыми, а не драгоценными каменьями, Арнео встал на одно колено, тихо прочистил горло и тоненько запел. Из дома напротив нас высунулась любопытная женская головка и сразу же послышалась мужская ругань.
— Уходим отсюда! — похолодел я.
Корешков было ещё мало. Мы набили сумку только на треть, но оставаться на столь приметном месте и дальше не следовало. Так что, осторожно перебравшись через забор, пришлось быстро и скрытно обежать улицу да забраться в дом Гастона через предусмотрительно оставленное открытым окно на кухне. Эветта, подпрыгивая на месте, стянула с ног грязные огромные мужские сапоги, и на цыпочках поспешила к себе в комнату, ибо Арнео голосил уже весьма громко.
— Чего людям мешаешь?! — грозно шикнула она на певца, открывая ставни, и начала тяжко дышать, переводя дух.
— Разве я им мешаю? Ещё чуть-чуть, и они с восторгом понесут меня на руках!
— На кладбище, — добавил я мрачным шёпотом из глубины комнаты
Эветта тут же возмущённо посмотрела на меня, но Арнео продолжил свою речь, и ей стало некогда делать мне выговор.
— О, милая и несравненная! С тобой в разлуке томим тоскою я! Ужаснейшие муки не видеть лика твоего! Прошу сойди, позволь к устам припасть…
— Пошёл вон, гадёныш! — рыкнул огромный звероподобный сосед, ещё не зная, что злиться следовало по другому поводу. Именно его огород я и Эветта обчищали.
— Но у меня любовь!
— А у меня от этих завываний зубы болят! Вон пошёл!
— Приходи днём, Арнео. Встретимся в полдень на Мраморной улице возле булочной.
— Я буду ждать там с самого утра, храня надежду увидеть тебя пораньше, наипрекраснейший лепесток белой розы! — вскликнул бард и, посылая воздушные поцелуи, пятясь ушёл восвояси.
— Ты ведь не станешь с ним встречаться? — осведомился я, когда Эветта закрыла ставни и с глуповатой улыбкой облокотилась о стену.
— А почему бы и нет, Арьнен? Мы в Юдоле почти месяц. Основная работа сделана. Остаётся только время от времени ездить к жиле, да снимать с маячков показания. Почему бы и не пожить так, как живут все?
— Тебе так нравится поэзия?
— Все печальные люди любят рифмованные строки.
— А счастливые?
— Песни. И Арнео очень хорошо их поёт. Настолько хорошо, что я забываю о своём предпочтении слушать стихи.
Она действительно пошла на встречу. Я знал это точно потому, что, соблюдая требование Гастона, нам пришлось выйти из дома вместе. И так как у меня никаких дел не было, то я проводил её… и не покинул. Мне почему-то казалось, что Арнео останется недоволен из-за этого, и хотелось, чтобы он проявил своё негодование. Однако мы на удивление весело провели время втроём. И на следующий день тоже. И на послеследующий. Он внимательно слушал мои суждения, задорно смеялся над моими шутками. Так что я и сам не заметил, как перестал относиться к нему с раздражением. И потому через неделю благодушно поддержал предложение провести вечер, не гуляя по городу да выслушивая байки о достопримечательностях, а просто сидя в таверне. Там я впервые попробовал пиво. Мне не особо понравился вкус изначально, но все пили и восторгались. Так что я, следуя руководству правил хороших манер, держал своё мнение при себе и поддерживал компанию. В меру, как и гласило руководство. А затем к нам присоединилась некая знакомая Арнео — Жизель. Это была черноглазая кудрявая смуглянка, старше меня года на четыре. Из-за непоседливости лямка платья всё время спадала с её плеча, немного обнажая грудь. Да и в целом вела она себя чрезмерно раскрепощённо. И даже подняла крайне щекотливую тему.
— Арнео красавец редкий, но и ты, Арьнен, ничего. У тебя интересный профиль. Мужественный. Наверное, будь я немного наивнее, то влюбилась бы раз и навсегда!
— Э-э-э. Благодарю вас за такое мнение, сударыня.
— Сударыня! Арнео, ты слышал это? Он считает меня сударыней! Хи! Разве можно меня ею назвать?
— Извините, — засмущался я и попробовал разобраться в том, что сделал не так. — Я только закончил изучение сборника хороших манер, но там не говорилось, что подобное обращение подразумевает какие-либо исключения. Может, вы мне поясните?
— Может, и поясню. Пока ещё не знаю. Во всяком случае, для начала забудь это противное «вы», — она положила свою ладонь на мою, и я тут же отдёрнул руку. — Тебе не нравится?
— Арьнен крайне не любит, когда к нему прикасаются, — пояснила Эветта и, с нежностью поглядев на Арнео, сцепила свои пальцы в замок с его. — С ним всегда так было.
— У-у-у, — обиженно оттопыривая нижнюю губу, протянула Жизель. — Может, с тобой и произошла какая бяка, но знай, что мои прикосновения другие. А иногда я и вовсе не использую руки. Их кожа такая грубая по сравнению с…
Она, игриво смахнув волосы и в очередной раз поправив лямку платья, развернулась на табурете и приблизила своё лицо максимально близко к моему. Настолько близко, что я чувствовал её мягкое дыхание.
— …по сравнению с губами, — полушёпотом закончила Жизель свою мысль.
Я уж думал, что она вот-вот поцелует меня. Мне доводилось видеть подобное на улицах. Часто. Вид столь тесно сблизившихся тел рождал внутри меня отвращение вкупе с непонятным возбуждением. И когда эта девушка низко наклонилась, давая рассмотреть её грудь с тёмными широкими ареолами и крошечными сосками, то моё волнение проявилось в разы острее. Кровь запульсировала до громкого стука в ушах. В паху возникло беспокойное тепло. Внезапное желание чего-то невнятного вопило, чтобы Жизель всенепременно коснулась моих губ! Но она этого не сделала. А легко отодвинулась обратно, хотя и осталась сидеть вплотную ко мне. Арнео отчего-то хихикнул и, приобняв Эветту, спросил у неё.
— Но тебе-то нравятся прикосновения?
— Да, — без раздумий ответила моя подруга.
— И мои?
— Они проявление чувственной нежности. И ничего более приятного я не ведаю.
Они смотрели друг другу глаза в глаза. И даже такому идиоту, каким я тогда являлся, было понятно, что происходит нечто важное и опасное. Но вот что именно?