— Вот защитничек нашёлся! — проворчал я ему вослед и замер, кисло морщась от очередного воспоминания. Взгляд мой невольно вернулся в сторону крыльца.
— Зачем тебе это? — сморщил я нос, увидев, что Эветта шагает мне навстречу, прижимая к груди поскуливающего щенка-сосунка.
— Какие-то мерзкие мальчишки швырнули его в сточную канаву. Я выловила.
Теперь мне стало заметно, что с подола платья девушки капает грязная вода. Да и вблизи «аромат» хорошо ощущался…
— Зачем?
— А что было бы, если бы я не вмешалась?
— Наиболее вероятен вариант, когда щенок тонет.
— Да. Он бы умер.
— И что? — не особо понимал я. Все когда-либо умирали. — Живой он нам мешает более, нежели мёртвый.
— Живой он мешал матери, которая наверняка едва сводит концы с концами в поисках отбросов. Живой он своим писком мешал играющим детям. Живой он мешает нам… Такой крохотный, а не нужен никому!
— Снова бросим его в канаву?
— Это лёгкий выход. Вот только смерть не решение всего. Однажды щенок вырастет в огромного пса, хорошо запомнившего, что значит добро и зло. Я уверена, когда его оскала станут страшиться все вокруг, мои руки он ласково оближет. И будет ли у меня более верный друг, чем тот, чья жизнь мне однажды показалась важнее такой неурядицы, как мокрое платье?
— А разве меня тебе недостаточно?
— О, Арьнен! Если ты такой прагматик, то считай, что я всего лишь пытаюсь сказать, что, помогая жизни вот так, ни с того ни с сего, ты можешь в будущем извлечь много больше пользы. Но и эта вероятность ничего не стоит по сравнению с тем, что получаешь в настоящем!
— И что же это? — скептически поинтересовался я. По мне, так этим чем-то оставались всё те же явные проблемы по пристройству щенка.
— Давай, так. Пообещай мне, что если однажды будешь знать, что можешь спасти кого‑либо незнакомого и испытаешь хотя бы лёгкие сомнения в необходимости остаться безучастным, то даже ценой будущих неудобств встанешь на пути мрачного короля. Потому что только так ты поймёшь меня. И никак иначе! Это надо почувствовать самому.
— Хм. Я подумаю над этим… А куда ты денешь это сейчас?
Вряд ли наш хозяин обрадовался бы подобному возвращению Эветты. На днях в лавку заходила стайка детворы, пытающейся раздать котят, и он чётко дал понять, что не позволит никакой живности находиться в стенах его дома.
— Возьму с собой. Ему нужен хороший уход, а мне не верится, что Арнео справится с таким малышом.
— С собой? С мастером Гастоном сама разговаривать будешь!
— Да. Конечно.
Согласие меня удовлетворило, и мы наконец-то выдвинулись. Я ждал подругу со свидания на одном месте так долго, что патрулирующий улицу стражник начал с подозрением присматриваться ко мне. Наконец-то он выдохнул спокойно. Идти же было надо не так близко. Поэтому я, основательно размыслив над тем, что мне было сказано, поинтересовался:
— А в чём разница между спасением знакомого и незнакомого?
— Что? — спросила девушка, отвлекаясь от поглаживания мордашки, пригревшегося у неё на руках бело-рыжего щенка.
— Ты просила обещания спасти именно незнакомца.
— Я так и сказала? — прозвучало удивление в её голосе. — Хотя, может и так. Всё-таки когда ты не ведаешь кому протягиваешь руку, то это в разы значимее. Потому что тогда вот уж точно не ожидаешь благодарности взамен!
— Да я и от знакомого бы не ждал, — пожал я плечами, но почти сразу переменил своё мнение. — Но это бы определённо говорило о том, что этот знакомый для меня важен. А, значит, и нужен. И выгода подразумевается.
— Хватит заумничать! Ерунду в настоящую научную дискуссию превращаешь.
— А это ерунда? Мне показалось, что ты говоришь о том, что считаешь важным.
— Арьнен. Я действительно считаю важным всё, кроме того, с каким выражением на лице ты сейчас по пунктикам разбираешь каждое моё слово!.. Всё! Пришли.
Рассудительность заставила меня зайти внутрь первым. Тогда у меня вышло бы устремиться на кухню и стать только косвенным свидетелем последующего неприятного разговора. Однако, снедаемый любопытством, я всё же остался стоять возле лестницы.
— Мастер Гастон, — без промедления обратилась Эветта к хозяину дома, занятого протиранием пыли с полок.
— Да?
— Мальчишки хотели утопить этого щенка. Я не могла пройти мимо, но мне больше некуда его нести, кроме как сюда, — с неким упрямством, гордо приподнимая подбородок, отчеканила моя подруга.
— Так-так, — откладывая тряпку в сторону, нехорошо протянул мужчина, и оглядел свою малолетнюю постоялицу, останавливаясь взглядом на местах, куда к её платью прилип мусор сточной канавы. — И что?
— Если вы не разрешите, то я попробую найти для нас другой дом. Но мне не хотелось бы уходить отсюда.
— Во даёшь! — вместо всех предполагаемых мною грозных слов рассмеялся мастер Гастон. — Я ж не нелюдь какой из-за доброго дела серчать. Молодец, Эветта! Действительно молодец! Не оставила немощного в беде.
После этого он подошёл ближе и, взяв щенка на руки, приподнял его, чтобы рассмотреть.
— У! Мордастик какой!
— Да! — тут же оживилась девушка. — И пока я несла его, он меня не один раз лизнул и даже сосал пальцы! Представляете? Принял за мамку!
— Конечно, представляю. Он же маленький совсем и очень голодный… Арьнен, иди-ка сюда.
Я послушно подошёл ближе, продолжая хмуриться. Мне не была ясна такая реакция. Вроде же самым логичным стало бы другое, и я старался понять в каком именно моменте своих размышлений ошибся. Что стало упущено? Почему Эветту никто не ругает?
Мастер же выдал мне монетку и сказал:
— Дойди до Варвады. Она по нашей улице через четыре дома живёт и для внука постоянно молоко свежее покупает. Объясни для чего тебе это молоко нужно. Она не откажет и за так отольёт немного, но ты её всё равно поблагодари и деньги отдай.
Я сделал всё, как он и сказал. А когда вернулся, Эветта уже переоделась и, рассказывая что-то весёлое, с энтузиазмом протирала полки в лавке. Мастер Гастон внимательно слушал её, отдыхая в кресле. Бело-рыжий щенок, пытаясь тявкать, вилял крошечным хвостиком и, играя, рвал зубами тряпку, на которой ему полагалось спать. Моему приходу обрадовались. Эветта, прекратив прежнее занятие, бросилась на кухню за миской, а потом мы дружно тыкали малыша мордочкой в молоко, пока он всё же не начал хлебать его, смешно захлёбываясь и фыркая. Под конец трапезы щенок превратился в самого настоящего колобка и, едва переваливаясь на коротеньких лапках, даже стал падать из-за мешающего надувшегося животика! Мне понравилось его гладить. Шерсть была очень мягкой. Хотя язык, которым он в какой-то момент стал лизать мои руки, оказался совсем не нежным.
— У него язык очень шершавый, — заметил я, и Эветта тут же горделиво сказала:
— Это потому, что он вырастет в большого и свирепого пса.
— Так уж и большого? — усмехнулся Гастон. — Судя по лапкам, выше табуретки рост ему не светит.
— Самого пребольшого, — уверенно заявила подруга. — Будет выделяться как шершень среди остальных ос!