И вреда от неё было больше, чем помощи!
То она неправильно разводила краски. То, наблюдая как я рисую, нечаянно толкала меня. То подавала не ту кисть. То на не высохшей картине появлялись отпечатки детских пальцев. А на пятый день я и вовсе обнаружил, что чистая стопка натянутых холстов вся испорчена мазнёй – девочка решила, что является талантливым художником. И если мне не хотелось получить ещё больше проблем, то пришлось бы потратить в разы больше времени, закрашивая вот это «творчество». В результате я постарался объяснить (спокойно, между прочим), почему так делать никак не стоило. Однако Элдри разревелась до истерики и этим довела до кипения уже меня самого.
Итак, чтобы сдержаться от непоправимого поступка, я, не переставая во весь голос ругаться на чём свет стоит, выгнал её взашей с указанием не показываться мне на глаза до вечера.
Я очень хорошо запомнил все свои фразы. Абсолютно все. Я прекрасно помнил каждое слово, что произнёс, прежде чем выставить Элдри вон. Они навсегда остались в памяти потому… потому что эта дурёха не успокоилась! Держа на меня обиду, она затеяла вылазку в город вместе с мальчишкой. Тем самым, с которым ранее дралась на палках. Дети преисполнились энтузиазма доказать, что они могут ого-го! Намного больше, нежели дылды, которые их ни во что не ставят! И вознамерились совершить подвиг – проще говоря, решили превзойти жрецов в лечении больных. Вот только совершенно не учли, что умные взрослые отправлялись за пределы храма в плотно закрывающей тело одежде, пропитанной воском, что их маски фильтровали ядовитый воздух, что… Хорошо ещё, что они наткнулись на молящегося Жана! Жрец узнал детей и насильно привёл их обратно. Дурачки могли бы и вовсе потеряться!
По возвращении отважных беглецов благоразумно поместили на карантин в разные кельи, расположенные на полуподвальном уровне, а потом уже рассказали мне о произошедшем. Рисовать мне тут же резко расхотелось. И всё же только закончив картину, на которой богиня отчего-то вышла совсем не доброй и не милосердной, я пошёл узнавать подробности у самой Элдри. Внутрь к ней меня не пропустили, категорично настаивая на соблюдении режима карантина, но поговорить через дверь дозволили. Я и поговорил. Коротким, но выразительным красочным монологом с примесью нецензурной лексики. А затем метко запустил в Элдри игрушечным медвежонком через маленькое окошко. Заслонка на нём открывалась с внешней стороны и в обычной жизни помогала жрецам тайком наблюдать за послушниками.
– Вы очень многого хотите от ребёнка, – недовольно покачал головой Артур, когда я собрался уходить. Он тихо молился за здоровье детей в уголочке и казался совсем неприметным. Однако его слова привлекли моё внимание. Даже больше, они меня разъярили! Я подошёл впритык к старцу и чуть ли не прокричал:
– Думать, прежде чем делать, это много?!
– Вы забываете, что она думает, – холодно ответил он мне. – И не сомневайтесь, она на самом деле думает очень много. Вот только эта девочка не прожила столько же лет, сколько вы, и не столкнулась с тем, с чем сталкивались вы. А потому и думает иначе, чем вы. И если вы недовольны её мыслями, то, прежде всего, испытайте недовольство по отношению к себе самому, юноша. Вы не дали её голове своевременно задуматься над тем, что для вас так естественно.
Его спокойное разъяснение заставило меня упрямо и недовольно поджать губы до узкой черты. Мне было неприятно признавать, но жрец оказался прав. Я безосновательно считал, что Элдри должна была действовать так, как если бы она знала все мои мысли… Треклятье, я вообще не запрещал ей куда-либо уходить из храма! Не объяснил, что на улицах опасно. Ни слова не сказал, как заразна чума Борхайта.
Для меня было так естественно предполагать, что это само собой разумеющееся, что мне даже в голову не пришло хоть как-то предупредить её. И теперь…
Великая Тьма!
– И теперь она может умереть, – сделал я вывод вслух.
– Эта девочка хотела помочь вам нести людям добро. Помолитесь Энкайме. Возможно, она не оставит вас.
Глава 16
Я не так часто испытывал подобное, но на этот раз слова Артура заставили меня ощутить острое чувство вины. Это было крайне неприятно. Однако ругать самого себя мне никогда не было по нутру. Я всегда был по характеру больше деятелем нежели философом‑самокопателем, а потому основательно задумался только над тем, как можно исправить возможные последствия. Поступок Элдри по-прежнему нёс в себе опасность, но совет молиться мне не понравился.
Плевал я на богиню Энкайму!
Кроме того, я знал, что от чумы хорошо спасают две противоположности: магия и технология. Магия была мне недоступна, поэтому я сосредоточился на втором направлении. Может, Элдри по итогу так бы и не заболела, но если она оказалась заражена, то озаботиться созданием вакцины следовало уже сейчас. И хорошо, что я, как маг, был сведущ в алхимии. С ней и химия не такой уж страшной наукой казалась. Во всяком случае, мне было известно из каких элементов могут состоять формулы подходящих антибиотиков, проблему составляло только их получение. Огромную такую проблему. Мало того, что стоило как-то найти подходящее сырьё, так и никакой лаборатории у меня не имелось. А пытаться соорудить хотя бы перегонный куб в храме идиотов-фанатиков?