Агент сообщил в Петербург, откуда на место пожара прислали инспектора, который и определил убыток в 16 000 рублей, и деньги наконец были выданы.
Покончив с этим делом, Савин оставался безвыездно в Рудневе и, в конце концов, после многих расспросов, добился, чтобы Маргарита Николаевна заговорила, не ограничиваясь, как прежде, на все его вопросы: «что с ней?» — ответами: «ничего».
— Как мне не быть в отчаянии, когда я получила сведения, что мой муж узнал мое и твое местопребывание и, конечно, не замедлит приехать в Руднево, чтобы тебя засадить, а мне начать делать новые скандалы. Я каждый день трясусь и жду его. Это не жизнь, а каторга! — заплакала она.
— Кто сказал тебе это?
— Я слышала в Туле, что он там был.
Это была правда, и Николай Герасимович молча опустил голову.
— Лучше всего, чтобы от него навсегда избавиться, продать Руднево, что в нем — оно совершенно бездоходное, положить деньги в банк, а самим уехать за границу.
Савин очень любил Руднево, но еще более любил Строеву, а потому, после некоторого колебания, заметил:
— Что же, продадим, пожалуй, и поедем.
Лицо Маргариты Николаевны прояснилось.
— Ищи же скорее покупателей.
Николай Герасимович, довольный, что увидал ее улыбающейся, совершенно растаял.
Продажа Руднева была решена.
XII
ПО-ПРИЯТЕЛЬСКИ
Руднево, как мы уже знаем, было прекрасное имение, живописно расположенное близ губернского города и железной дороги.
Николай Герасимович назначил сравнительно недорогую цену, а потому в покупателях недостатка не было.
В числе их была и княгиня Оболенская, которая, увидав Руднево, положительно влюбилась в него.
Ей и решил продать Савин имение за 85 000 рублей.
Дело было окончено в два слова.
Маргарите Николаевне Строевой, как юридической владелице имения, пришлось ехать в город совершать купчую крепость.
В это время в Рудневе снова гостили де Грене и Тонелли.
Они тоже поехали вместе с Савиным и Строевой в Тулу, чтобы оттуда прямо проехать в Москву.
Купчую совершили.
Княгиня уплатила все деньги сполна нотариусу, который передал их Маргарите Николаевне, как владелице проданного имения.
В тот же вечер княгиня Оболенская, де Грене и Тонелли собрались ехать в Москву.
— И я поеду с вами! — заявила Строева двум последним.
— Куда ты, Муся, поедешь? — возразил Николай Герасимович. — Нам необходимо еще окончить дела в Рудневе, распустить людей.
— Но, Котик, — так звала Маргарита Николаевна Савина в ласковые минуты, — ты можешь это сделать один, зачем мне трястись опять на лошадях столько верст туда и обратно… — заметила молодая женщина.
— Это правда, но в таком случае, я все-таки провожу тебя до Москвы, устрою тебя там и вернусь в Руднево.
— Лишняя потеря времени… — недовольным тоном сказала Строева. — Зачем это?
Но Савин боялся отпустить ее одну по железной дороге с такой крупной суммой денег и настоял на своем, несмотря на то, что видел, что ей это неприятно.
Почему? — он не задавал себе этого вопроса.
Из Тулы они выехали поездом, отходившим в час ночи и прибывавшим в Москву в восемь утра.
Княгиня и Маргарита Николаевна улеглись в дамском купе, Николай же Герасимович, де Грене и Тонелли в общем вагоне первого класса.
Сильно утомленный, разбитый и нравственно и физически за последние дни, Савин скоро заснул и проснулся лишь под Москвой, когда кондуктор пришел отбирать билеты.
Поезд уже миновал Люблино и подъезжал к Москве.
Приятели Николая Герасимовича давно бодрствовали, и он, поздоровавшись с ними, прошел проведать дам.
Но, к удивлению, в дамском купе он нашел одну княгиню Оболенскую.
— À где же Маргарита Николаевна? — спросил он.
— Не знаю… M-me Строева еще ночью перешла в другое купе.
Сердце Савина сжалось каким-то тяжелым предчувствием. Он бросился в другие вагоны, но, пройдя насквозь весь поезд, не нашел Строевой.
Она исчезла.
Де Грене и Тонелли казались также пораженными этим странным приключением.
— Она выходила на площадку, ее могли убить, ограбить и сбросить с поезда… — с волнением делал страшное предположение Николай Герасимович.
Француз и итальянец печально молчали, как бы подтверждая возможность высказанного Савиным.
Начались расспросы поездной прислуги, которые ничего не дали, и один лишь обер-кондуктор заявил, что видел пассажирку с моськой, гулявшую по платформе на станции Серпухов.
По приезде в Москву, Савин тотчас послал на все станции телеграммы.
Встревоженный до крайности, он направился в гостиницу «Славянский Базар», где всегда останавливался и где надеялся найти, быть может, телеграмму от Строевой, разъясняющую ее исчезновение.
Надежда была слабая — но была.
По приезде Николая Герасимовича в гостиницу она разрушилась: никакой телеграммы на его имя получено не было.
Мысли Савина окончательно спутались.
Предположение об убийстве и грабеже, сделанное им сгоряча, он откинул, так как труп был бы несомненно найден на полотне железной дороги, о чем было бы известно; оставалось предположить, что Маргарита Николаевна по собственному желанию вышла на станции Серпухов, решив не ехать в Москву.
— Куда же она поехала?
Вот вопрос, который Николай Герасимович стал обсуждать и один, и с заходящим к нему в номер де Грене.
— Не вернулась ли она обратно в Руднево? — сделал он предположение.
— С какой стати, что ей там делать? — заметил де Грене.
— Но куда же она могла деваться?
— Скорее всего она удрала к матери, в Кишинев…
— А, пожалуй, ты прав! — воскликнул Савин. — Она мне, действительно, не раз говорила, что хочет съездить к матери… Но зачем ей было уезжать так… Это с ее стороны поступок… — Николай Герасимович не находил слова, — некрасивый.
— Да, странный… — протянул француз. — Может быть она боялась, что ты ее не отпустишь.
— Пустяки, я сам собирался с нею.
— Вот это-то она, быть может, и нашла неудобным.
По уходе де Грене — это было утром, Савин тотчас же написал остававшемуся в Рудневе Петру, чтобы он рассчитал людей, забрал некоторые вещи из усадьбы и ехал в Москву, где и дожидался бы его в «Славянском Базаре», так как он, Савин, уезжает в Кишинев, куда, по его предположению, уехала Маргарита Николаевна, но оставляет номер за собою.
В письмо Николай Герасимович вложил двести рублей, более чем достаточную сумму для расчета в Рудневе, и отправил письмо на почту, а сам с первым же отходящим поездом уехал по Курской железной дороге.
На всех станциях он расспрашивал, не видал ли кто даму с собачкой.
До Орла никто ему не дал никаких сведений, но на станции Орел Савину сообщили, что с предыдущим почтовым поездом проехала какая-то дама с собачкой, вполне подходящая к его описанию. В Киеве, по добытым им сведениям, дама с собачкой сошла.
Николай Герасимович стал искать ее по городу и наконец на второй день нашел, — дама оказалась, хотя молоденькая и хорошенькая, но ему совершенно незнакомая.
Он хотел уж ехать дальше, как получил телеграмму от Петра о том, что Строева в Москве.
Савин тотчас же вернулся обратно в Белокаменную.
— Где ты видел ее? — спросил он Петра.
— Я встретил их ехавшими в карете с господином де Грене.
Николай Герасимович немедленно отправился к французу, жившему на Тверской, в гостинице Шевалдева.
— Муся в Москве!.. — воскликнул он, входя к номер.
Де Грене на минуту смутился, но тотчас оправился.
— Маргарита Николаевна Строева в Москве.
— Где она?
— Этого я не могу тебе сказать…
— Почему, что за новости? — вспыхнул Савин.
— А потому, что она этого не желает… Она на тебя за что-то очень сердится и совершенно не хочет тебя видеть.