Впрочем, приглядевшись, Сеня понял, что мазохизмом горожане вроде не страдали: редкое окошко не было оборудовано ставнями, открытыми в дневное время и закрываемыми по ночам или в те же морозы.
Дома в торговых и ремесленных кварталах располагались входными дверями к улице. Любимых киношниками вывесок у входа — с условными обозначениями рода деятельности хозяина дома — Сеня не заметил. Но в вывесках не было и нужды. Ведь рядом с парадной дверью у стены чуть ли не каждого из здешних домов располагался прилавок, за которым восседал в окружении товара (будь то хлебные караваи или оружие) сам хозяин. Ну, или его доверенное лицо. Сидел, громкими окриками привлекая внимание прохожих и расхваливая свой товар.
Прохожих, кстати, в этой части города было заметно больше. Целые толпы текли по улицам на манер полноводных рек. И Сеня теперь не столько бродил, сколько лавировал в этом живом лабиринте из людей.
Наверняка где-то здесь и находилась лавка, в которую Гоб и Зифр повезли плоды своих огородных трудов. Или, как вариант, для таких целей в городе отводилось специальное место. Рыночная площадь, где приезжая деревенщина могла торговать самостоятельно, не делясь трудовым грошом с посредниками.
Если окраины оглашались в основном криками домашней живности, то в торговых и ремесленных кварталах стоял совсем другой звуковой фон. Крики торговцев. Стук или звон молотков. Перебранки прохожих, скрип тележных колес… а также громогласный обмен любезностями между прохожими и хозяином очередной телеги, которую он пытался протиснуть сквозь толпу.
Соответственно, если на окраинах попахивало навозом или прелым сеном, то букет запахов в этой части города был куда разнообразней. Запах дыма и гари из кузниц, аромат древесины — вероятно, из плотницких мастерских; запах свежего хлеба, жарящегося мяса, овощей и фруктов.
Ароматы еды в солидарности с пустым и недовольно буркнувшим желудком напомнили Сене о насущном. А поскольку на халяву рассчитывать не приходилось, следовало перво-наперво поправить финансовое положение — поднять его с нулевой отметки.
Над вопросом, где раздобыть местные деньги, Сеня раздумывал недолго. Имевшиеся у него изделия из меха — жилетку и пояс, в летнюю пору превратившиеся в мертвый груз — надеялся сбыть какому-нибудь меховщику. Для чего, продираясь сквозь толпу и петляя по улицам, одновременно вертел головой, высматривая лавочку соответствующего назначения.
И… потерял бдительность. Хотя бы на мгновение позабыв, что находится в чужом городе, где даже не представляет толком, каких неприятностей следует ждать. Особенно если ты одинокий чужак, ни влияния, ни возможностей отомстить не имеющий.
Хотя мог бы, по крайней мере, сообразить, что не от хорошей жизни здесь и окошки делались маленькими, и располагали их, даже на первом этаже — на высоте почти человеческого роста.
Спохватился Сеня слишком поздно. Примерно когда почувствовал, как чьи-то тонкие и гибкие пальцы проникли под его уже расстегнутую по случаю теплой погоды ветровку; как проползли к внутреннему карману и ухватили… нет, не кошелек, которого, собственно, не было. Но рукоять ножа — одного из немногих, оставшихся при Сене предметов из родного мира.
Среагировал Сеня мгновенно. Почти. Р-раз — и пальцы его руки ухватили… воздух, который какие-то доли секунды назад занимала конечность дерзкого воришки. Увы, тот оказался проворней.
Резко развернувшись, Сеня успел заметить паренька небольшого роста и неприметной внешности, кинувшегося прочь сквозь окружающую толпу. И еле удержался от искушения метнуть ему в спину молнию, порожденную имплантатом с Бовенгронда.
Но вовремя сообразил, что лишь дикарей пещерных подобные спецэффекты способны впечатлить до священного трепета. Тогда как вокруг теперь уже цивилизация. Просим любить и жаловать. А всякая цивилизация помимо прочего устанавливает жесткие нормы для людей, с нею хоть как-то пересекающихся. И беспощадна к тем, кто не вписывается в эти нормы.
Метание же молний руками, если ты не небожитель какой, а всего лишь человек из костей и мяса — это, знаете ли, очень далеко от любых норм. Очень. Настолько, что не вписывается ни в какие ворота. И едва ли такого метателя с ходу признают сошедшим на землю небожителем. А вот колдуном или даже демоном — вполне. И тогда не спасет даже чудо-имплантат. Смотритель Бовенгронда объяснил в свое время более чем доходчиво: даже на человека, молниями размахивающего, найдется управа. Да и сам Сеня в том убедился, не по своей воле провалившись в логово Масдулаги. И сгинул бы, не приди к нему на помощь Смотритель со своим волшебным туманом.
Потому Сеня предпочел нарываться раньше времени. Но просто бросился за воришкой в погоню, расталкивая на ходу толпящихся вокруг горожан.
Вот только… увы! Хорошие шансы догнать этого недомерка у него были бы на открытой местности — как у более высокого и длинноногого. Но не в толпе. Здесь воришка, более привычный к таким забегам, лавировал с проворностью крысы. И вскоре скрылся среди прохожих, словно его и не было.
4
Для Сени, конечно, это было бы так себе утешение, но попав в чужие руки, нож его удостоился своего рода чести. Стяжав право на собственную историю — пусть короткую и, возможно, не слишком интересную. Но история эта, как потом оказалось, сыграла немалую роль в судьбе хозяина ножа.
Начало ей положил скупщик краденого, которому обычно и сбывал свои трофеи воришка-недомерок, стащивший нож. Не изменил он своему обыкновению и на сей раз. А скупщик сразу обратил внимание на новый товар. Не мог не обратить уже потому, что человеку невнимательному и нелюбопытному просто нечего делать на этом месте, дабы не подвергать лишнему риску здоровье и кошелек.
Итак, во-первых, материал, из которого был сделан нож, оказался незнаком скупщику. И при этом наощупь казался и тверже, и прочнее привычных меди, бронзы, не говоря уже про серебро и золото. Ну а во-вторых, вещица, изготовленная из того незнакомого и необычно крепкого металла, не могла быть не чем иным, кроме как оружием — судя по виду, по наличию острия и режущей кромки.
Иными словами выходило, что некто разгуливал с оружием, по прочности превосходящим изделия местных мастеров. Новым, незнакомым для города оружием. А это уже выходило за рамки обычной частной сделки купли-продажи — не важно, законной или нет.
Дело было в том, что вся эта подпольная братия воров и якшающихся с ними торгашей могла существовать под боком у городских властей в относительном спокойствии и безопасности… только потому, что власти смогли даже для этой своры крыс в человеческом обличье найти полезное для себя применение. Шныряя по улицам, переулкам и углам, незаметные для глаз большинства обычных горожан, воры, даже сами того не желая, могли между делом узнать о происходящем в городе и окрестностях немало интересного. Не зреет ли где ненароком бунт, например. Не позволяет ли себе некто излишне вольнодумных речей. Не прослыл ли в народе кто-нибудь из казенных людей нечистым на руку хапугой и мздоимцем. А как вариант — не появился ли по эту сторону частокола какой-нибудь подозрительный чужак. Что, к примеру, берется страстно проповедовать, и проповеди его придутся не по нраву жрецам-Свидетелям. Или просто слоняется без дела, косясь по сторонам и что-то высматривая. Да, вдобавок, держит при себе оружие, какое даже не пытались изготовить в этих краях самые искусные из мастеров.