Сейчас он не мог точно объяснить, что такое слава. Ее явно нельзя было найти на поле битвы. Сожаление, боль, отчаяние, смерть — вот что на самом деле сопровождало войну. Да, там проявлялась самая сущность хорошего и плохого в сердцах и душах людей, но смерть, приходила ли она в своей взрывающейся кровавой ярости, или подбиралась неспешно вместе с холерным поносом, не различала величественного и низменного. Она косила всех без разбору.
Он пришел в это место смерти и разрушения, пусть уготованных лишь птицам, чтобы оценить его воздействие на молодого юношу, которому еще только предстоит увидеть кровожадность людей. Он пришел также и для того, чтобы посмотреть, есть ли способ сохранить в Уоллисе то, что сам Дейд навечно утратил в себе.
Двигаясь в толпе, Дейд с непроницаемым выражением лица изучал ту часть человечества, которая находит смертельную битву достойным спортивным зрелищем. В основном это были мужчины низкого происхождения и без особого интеллекта. Кровавые виды спорта редко посещали представительницы слабого пола, те же женщины, кто рискнул появиться здесь, были неряшливыми и грубыми, со слезящимися от рома глазами и вольными манерами. В руках каждого зрителя был зажат призрачный кусочек надежды: билетик на пять гиней, которые они поставили, решая, какой из ярких бойцовских петушков заклюет, затопчет и превратит другого в безжизненную кучку окровавленных перьев.
Зазвучал гонг. Голоса на мгновение притихли. На арену выпустили птиц.
В этой тишине Дейд отчетливо расслышал шепот, который сопровождал его теперь повсюду, словно тот ветер, который гулял по ржаному полю в тишине утра битвы при Ватерлоо.
— Посмотрите, это Капитан Мертвецов! Капитан Мертвецов! — Слова возникали и пропадали в толпе.
— Смотрите, Капитан Мертвецов! Видите, там, с собакой.
Люди толкали друг друга локтями и вытягивали шеи, чтобы посмотреть на Капитана Мертвецов, чье прозвище было основано на том, что из всего полка он один остался в живых. Он больше не был военным, так как продал чин сразу же по возвращении, но прозвище осталось. Положение усугубило то несчастливое обстоятельство, что его фамилия оказалась созвучной слову «смерть»[1].
— Дейд! — раздался громкий крик.
Он обернулся. Его звал Крейтон Соамс, невысокий, темноволосый, краснощекий красавец, который заставлял женщин падать в обморок с помощью одной своей кривоватой улыбки и смеющихся зеленых глаз. Никогда не забывая о первом хорошем впечатлении, Крей умел модно одеться, любил поговорить и всегда показывал себя с лучшей стороны, кроме тех случаев, когда пьянствовал с друзьями. Он несся по жизни как ураган. В нем не было никаких недомолвок, скрытых чувств или темных глубин. Ивлин Дейд и Крейтон Соамс были полярными противоположностями, но эти различия и притягивали их друг к другу.
Сдержанный и мрачный, Ивлин Дейд завидовал энергичности и жизнерадостности других. Многие сочли бы Крейтона слишком поверхностным и утомительным, но Дейд втайне лелеял надежду, что часть бьющей через край энергии Крейтона может передаться и ему. Дейд не сомневался, что Крейтон обладает секретом, как вернуть ему ту радость жизни, которую он потерял со времени Ватерлоо. Он был также уверен, что те чувства, что умерли в нем, живут в душе Уоллиса Экхарта. Сейчас Экхарт сидел рядом с Крейтоном — высокий светловолосый ангел рядом с темным дьяволом. Когда Ивлин Дейд был вместе с этими двумя, то чувствовал себя прежним.
— Мы здесь, милорд. Отличный вид, — сказал Уоллис.
Дейд кивнул и легко преодолел оставшееся расстояние со своим волкодавом. Это было, пожалуй, одно из преимуществ его ужасной репутации и страшного прозвища: ни один человек не рисковал встать на их пути. Капитан Мертвецов и его ужасный волкодав были силой, с которой предпочитали считаться, опасностью, которую предпочитали обходить. Так поступали большинство мужчин, не ставя под сомнение при этом свою храбрость.
— Вы сегодня рано, милорд. — Свежевыбритый Уоллис был воплощением только что проснувшейся юности. — Неужели устроители не возражали против присутствия Героя? Мне казалось, что собак сюда не допускают. — Он бесстрашно протянул руку и потрепал пса за ухом.
— Собак сюда и не пускают, — сообщил Соамс с легким смешком и ущипнул Уоллиса за плечо. — Ни одну, кроме Героя. — Он подмигнул Дейду, который приказал псу сидеть, снял шляпу и сел рядом с Уоллисом.