— Нет-нет, дело в том, что я восхищалась скульптурами, не думая о том, что они выглядят искалеченными. — Она вновь окинула взглядом изуродованные временем мраморные тела. На ее лицо набежала тень. — Неужели Ватерлоо было столь ужасно? — спросила она, немного помолчав.
Дейд прокашлялся:
— Я не люблю говорить об этом. — Его лицо застыло как маска.
Смущенная, Маргарет кивнула и опустила глаза. Она-то считала, что Дейд достаточно доверяет ей, чтобы говорить о том, что, очевидно, причиняло ему боль. Оправившись от его мягкого выговора, она попыталась развеселить собеседника.
— Вы не говорите об этом за исключением тех случаев, когда кричите о происшедшем в бреду? — спросила она.
Он бросил на нее болезненный взгляд, который, казалось, мгновенно увеличил разделяющую их пропасть. На секунду его глаза застыли как лед: холодные, темные и суровые. В этот момент он показался ей чужим.
Маргарет не собиралась причинять ему боль, но его взгляд напугал ее. Она вцепилась в его рукав:
— Я не хотела показаться бесчувственной или легкомысленной, но, видите ли, я не вполне понимаю, что пережили вы и другие молодые джентльмены. Наверно, многие ваши товарищи тоже страдают от ночных кошмаров.
Его взгляд вернулся к ней словно издалека. Его рот был сжат, в голосе чувствовалось раздражение, глаза потускнели. Стена между ними стала еще выше.
— Не знаю. Как я уже сказал, я не люблю обсуждать это. Может быть, мы пройдем в комнату, где выставлена египетская коллекция? — напряженно спросил он, предлагая ей руку. Его слова и жест заставили ее замолчать. Казалось, он вновь повторил: «Я не хочу говорить об этом».
Маргарет приняла его руку, понимая, как важно, чтобы в этот момент между ними был физический контакт, чтобы он понял, как ей жаль, что она, не желая того, напомнила ему об ужасах войны.
— Да, мы можем идти, милорд. — Она заставила себя говорить весело. — Чтобы поменять тему разговора, давайте обсудим шахматы. Мой следующий ход — пешка на эф три. Но, пожалуйста, сэр… — ее улыбка погасла, — не отталкивайте меня. Я понимаю ваши чувства, возможно, лучше, чем вы думаете. Но если вам неприятно говорить о войне со мной, найдите себе того, кто вас поймет и снимет тяжесть с вашего сердца.
Ее слова не всколыхнули ничего в черной глубине его зрачков. Маргарет никогда еще не видела его таким непроницаемым, и это пугало ее.
— Я больше не стану поддразнивать вас, — храбро проговорила она, — если вы только скажете мне… Вас не обидели те, кто соединяет Ватерлоо с мраморными скульптурами мистера Элджина? Я читала в газетах, что после победы над Францией, которую Наполеон объявил третьим Римом, Лондон стали рассматривать как новые Афины.
Дейд рассеянно пожал плечами:
— Слишком слабая связь.
Маргарет остановилась у входа в египетский зал.
— Вовсе нет. Если бы Наполеон не вторгся в Египет, экспедиции лорда Элджина в Константинополе никогда бы не разрешили вывезти эти скульптуры из Греции. Скорее всего, они бы до сих пор жарились под средиземноморским солнышком, теряя ноги и руки под воздействием непогоды и времени. Я бы тогда никогда их не увидела.
Дейд рассмеялся. Маргарет не ждала подобной реакции и была польщена тем, что ее слова подняли его настроение.
— Крейтон только сегодня сказал мне, что даже в самых дьявольских событиях есть немного хорошего. Вы на это намекаете? — Его глаза вновь ожили.
Маргарет, просияв, улыбнулась ему:
— Да. Ваши действия на Ватерлоо имели намного больше значения для искусства, чем вы и любой из ваших погибших друзей могли предположить. Как камни, брошенные в озеро времени, ваши поступки затронули силы, которые большинство даже не распознали.
Он постоял немного, глядя на нее с каким-то мрачным вниманием. В глубине его глаз зажглись золотистые искорки, словно ее слова коснулись его потаенных мыслей так, как она и не предполагала.
Слегка встревоженная его молчанием, Маргарет отняла руку с его локтя, но он схватил ее, поднес к губам и поцеловал с таким пылом, который поразил ее не меньше, чем его прежняя холодность.
— Надеюсь, вы всегда будете откровенны со мной, мисс Дорнтон. Ваши мысли и поступки иногда нарушают мое спокойствие и противоречат моим убеждениям, но, подобно крупицам песка в раковине моллюска, превращаются в жемчужины мудрости.
На мгновение его глаза встретили ее взгляд с чувственной силой, что превосходила тот поцелуй в его спальне. Она была тронута и одновременно странно напугана. Стены в глубине его каре-золотистых глаз, что так часто удерживали ее, пали, и в растущем тепле его взгляда отчетливо читались его чувства к ней. Маргарет они смущали, так же как смущали и резкие перепады его настроения.