И все же, когда они стояли в дверях зала — на пороге между двумя древними мирами, — она не сомневалась, что Дейд хочет поцеловать ее. Как иначе можно было объяснить вспыхнувший огонь в его глазах и еле уловимый наклон головы? Пространство между ними, казалось, пронзали молнии. Его глаза молили о разрешении, горя от еле сдерживаемой страсти. Маргарет знала, что это неприлично, но не могла не желать его. Она не отвернулась и не отвела глаз.
Его черные зрачки расширились, горячее дыхание обожгло ее щеку. Словно повинуясь невидимому сигналу, Маргарет закрыла глаза. Вздрогнув, она качнулась к нему, ожидая встретить его губы, готовясь к этой встрече, желая, чтобы его тепло согрело ее. Сердце Маргарет болезненно сжалось, настолько неожиданным, неприличным и даже опасным было ее желание.
Но Дейд не поцеловал ее. На лестнице раздались голоса и топот ног. Они резко отпрянули друг от друга. Ее лицо и шея горели от смущения и понимания того, что чуть было не произошло. Маргарет осмелилась поднять глаза.
Стена вновь высилась между ними, и она не смогла ничего прочитать в темных озерах его глаз. Может быть, он сердится на нее?
— Думаю, к лучшему, что нас прервали, — хрипло сказал лорд Дейд. — Пора присоединиться к остальным.
Маргарет не привыкла к лицемерию. Она смогла только кивнуть, пытаясь унять неровное биение сердца.
Дейд кивнул в ответ и повел ее в египетский зал, говоря достаточно громко, чтобы его могли услышать находящиеся поблизости:
— Не хотите посмотреть на камень Розетты? Мне говорили, это что-то необыкновенное. Ключ к пониманию давно забытого языка.
Маргарет опять кивнула. Голос не слушался ее. Губы, лишенные возможности изучить новый для нее язык, отказывались размыкаться.
Глава двенадцатая
— Из земли показались гиацинты, — было первое, что сказала Маргарет лорду Дейду в следующий раз, когда они отправились в парк Сент-Джеймс. — Весна пришла. Только взгляните!
Он огляделся. Ветерок весело играл локонами ее прически, окрасив щеки девушки нежным румянцем. Она перекидывала из руки в руку кожаный мячик. Ее серые глаза изъяснялись на языке столь же древнем и таинственном, что и на камне Розетты. Когда они встречались в последний раз, она ждала от него поцелуя и все еще думала об этом. Он видел доказательство тому в ее взглядах, что метались к нему словно птицы, которые ищут, где свить гнездо.
Дейд смотрел и смотрел на Маргарет Дорнтон, завороженный мыслью, что эта яркая и красивая девушка тянется к нему, опьяненный тем, как близки они были к поцелуям украдкой среди мраморных богов. И это понимание придавало взрослую таинственность улыбке, которую Жемчужина таила от остального мира и которая заставляла сердце Дейда биться с таким жаром страсти, что это удивило его самого. Призраки прошлого, казалось, отступили перед солнечным светом улыбки Маргарет Дорнтон. Ивлин Дейд чувствовал себя так, словно тяжесть на его сердце и темнота в душе начали таять.
— Позвольте мне.
Ивлин потянулся к мячу. Когда девушка отдала ему мяч, с озадаченным выражением, что перерезало ее лоб маленькими морщинками, он ловким движением руки сделал так, что тот исчез. Маргарет подошла ближе и коснулась его руки в поисках маленького шара. Ее прикосновение, так же как и свет в ее жемчужно-серых глазах, наполнили сердце лорда Дейда уверенностью: это невинное создание так же увлечено им, как и он ею. Она сожалела о несостоявшемся поцелуе не меньше, чем он сам! Эта мысль овеяла его теплом.
— Магия, — тихо сказала она. — Вы не повторите это еще раз, сэр?
Что-то в том, как она произнесла эти слова, как наклонилась к нему, заставило Дейда подумать, не ждет ли она, что он поцелует ее? Улыбнувшись так, что Маргарет покраснела, он заставил мяч исчезнуть у нее за ухом. Ее щеки казались ярче, чем это можно было объяснить прохладным ветерком, когда он провел пальцем по ее волосам, а потом по шелковистой мочке ушка. Это было нежное, изящное ушко.
Она не возмутилась его вольностью, только покраснела, застенчиво опустила голову и попросила показать, в чем секрет этого фокуса. Он заставил мяч снова исчезнуть из его ладоней. А потом достал из-за другого ее уха, но не мяч, а фигурку пешки.
— Мой конь съел вашу пешку, — тихонько произнес он с тоской в голосе. Он бы наклонился и поцеловал ее прямо здесь, в парке, при свете дня, если бы над их головами не пролетела вспугнутая кем-то стайка птиц.