Серый капюшон обрамлял лицо девушки, словно раскрытая раковина. Утренняя прохлада заставила порозоветь ее щеки. Ее лицо, нежное и прекрасное, будто нарисованное художником, отличала вечная безупречность камеи. Ее волосы были пепельными, а фигурка дышала свежестью юности. Но внимание Дейда в первую очередь привлекли ее глаза. Это были глаза взрослого человека. Возле них не было ни единой морщинки, но их сияющую глубину наполняла бесконечная мудрость, внутреннее спокойствие, что делало их глубже любого омута, чище самого безоблачного неба и еще более прекрасными, хотя они не могли похвастаться яркостью цвета, присущей голубым, зеленым или карим глазам.
Дейд не мог отвести взгляда.
Эти жемчужно-серые глаза были слишком мудрыми для девушки такого нежного возраста. Благодаря им, ее чувства отражались в каждой изящной черточке, словно облачка, бегущие по залитому солнцем лугу. Это лицо было бесконечно красиво не из-за безупречно очерченных губ или носа, нет, оно приковывало внимание потому, что все мысли и чувства этого существа, сама ее душа, чистая и возвышенная, отражались в глазах.
Казалось, время остановилось, пока Дейд исследовал их глубины. В выражении этих глаз он увидел то, что иногда видел в глазах Уоллиса и Героя. Это было доверие — слепое доверие. Здесь он столкнулся со всепоглощающей верой в жизнь, в людей и в Бога. У Дейда не осталось подобной веры, но его тянуло к себе это слепое, но прекрасное убеждение, что в каждом человеке можно найти что-то хорошее. Взгляд этой юной леди словно взвесил его душу и, несмотря на все его недостатки, обнаружил там что-то восхитительное и заслуживающее внимания. Ее нежная и прекрасная душа выглянула наружу и коснулась его израненного, тщательно оберегаемого от всех «я».
Ивлин Дейд был покорен. Он безнадежно, безрассудно тонул в этих прозрачно-серых глазах.
Глава вторая
Маргарет Дорнтон взглянула в лицо совершенно незнакомого человека, и ее пронзило ощущение, что она хорошо знает этого мужчину, хотя на самом деле никогда раньше его не встречала. Джентльмен, чей волкодав сейчас лежал возле нее, был очень привлекателен, не ослепительно хорош собою, но красив той неброской красотой, что притягивает взор и не позволяет отвести глаза. Казалось, самое лучшее в нем спряталось за полуопущенными веками, за прядями темных волос, что спадали на его лоб, и за плотно сжатыми губами, которые разучились улыбаться. Ее взгляд натыкался на стены, стены, призванные не впускать никого… или не выпускать? Было что-то такое в карих глазах, что не отрываясь смотрели на нее, что наполнило Маргарет страстным желанием разрушить эти стены.
Это был герой, о котором она так часто грезила. Маргарет поняла это в доли секунды и сразу же решила, что этот человек, чьи мужество и быстрый ум спасли ее от бешеного пса, будет ее рыцарем. И сейчас он смотрит на нее сквозь прорези в своем шлеме.
Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться. На секунду Маргарет показалось, что эта рука закована в стальную перчатку. Она моргнула — и вот перед ней та же рука, затянутая в нечто не более экзотическое, чем буйволовая кожа.
— Вы прекрасно назвали свою собаку, сэр. Сегодня он показал себя настоящим героем… так же, как и вы. Благодарю вас за то, что вы отогнали ту ужасную тварь.
С грацией, достойной девы, которую только что спасли от дракона, Маргарет приняла его помощь и поднялась на ноги. Пожатие его руки были неожиданно сильным. На мгновение Маргарет ощутила то же тревожное чувство, что охватило ее, когда она отталкивала зонтом уродливого бешеного пса. В прикосновении этого мужчины она почувствовала какую-то темную силу, которая грозила поглотить ее, если она не убежит.
Мужчина отпустил ее руку. Ощущение исчезло.
Он открыл рот, словно собирался что-то сказать, но, прежде чем произнес хоть одно слово, в его глазах словно приоткрылась завеса, и она получила сообщение более исчерпывающее, чем любые слова. Она ему понравилась. Маргарет видела это так же ясно, как если бы он опустился перед ней на колени, клянясь в верности. Она также увидела в его темных глазах золотистые искорки. Джентльмен ничего не сказал вслух, но все же сказал так много своим молчанием. На долю его спутника пришлась обязанность облекать ответ в слова.