— Дейд! — раздался громкий крик.
Он обернулся. Его звал Крейтон Соамс, невысокий, темноволосый, краснощекий красавец, который заставлял женщин падать в обморок с помощью одной своей кривоватой улыбки и смеющихся зеленых глаз. Никогда не забывая о первом хорошем впечатлении, Крей умел модно одеться, любил поговорить и всегда показывал себя с лучшей стороны, кроме тех случаев, когда пьянствовал с друзьями. Он несся по жизни как ураган. В нем не было никаких недомолвок, скрытых чувств или темных глубин. Ивлин Дейд и Крейтон Соамс были полярными противоположностями, но эти различия и притягивали их друг к другу.
Сдержанный и мрачный, Ивлин Дейд завидовал энергичности и жизнерадостности других. Многие сочли бы Крейтона слишком поверхностным и утомительным, но Дейд втайне лелеял надежду, что часть бьющей через край энергии Крейтона может передаться и ему. Дейд не сомневался, что Крейтон обладает секретом, как вернуть ему ту радость жизни, которую он потерял со времени Ватерлоо. Он был также уверен, что те чувства, что умерли в нем, живут в душе Уоллиса Экхарта. Сейчас Экхарт сидел рядом с Крейтоном — высокий светловолосый ангел рядом с темным дьяволом. Когда Ивлин Дейд был вместе с этими двумя, то чувствовал себя прежним.
— Мы здесь, милорд. Отличный вид, — сказал Уоллис.
Дейд кивнул и легко преодолел оставшееся расстояние со своим волкодавом. Это было, пожалуй, одно из преимуществ его ужасной репутации и страшного прозвища: ни один человек не рисковал встать на их пути. Капитан Мертвецов и его ужасный волкодав были силой, с которой предпочитали считаться, опасностью, которую предпочитали обходить. Так поступали большинство мужчин, не ставя под сомнение при этом свою храбрость.
— Вы сегодня рано, милорд. — Свежевыбритый Уоллис был воплощением только что проснувшейся юности. — Неужели устроители не возражали против присутствия Героя? Мне казалось, что собак сюда не допускают. — Он бесстрашно протянул руку и потрепал пса за ухом.
— Собак сюда и не пускают, — сообщил Соамс с легким смешком и ущипнул Уоллиса за плечо. — Ни одну, кроме Героя. — Он подмигнул Дейду, который приказал псу сидеть, снял шляпу и сел рядом с Уоллисом.
У Дейда слипались глаза. Его тело и дух устали, левая нога болела. Кость, сломанная в бою при Ватерлоо, давно срослась, но нога все еще беспокоила его, особенно в промозглую погоду. В эту ночь он почти не спал. Ему недавно исполнилось двадцать семь, но он чувствовал себя дряхлым стариком рядом с веселым неистовством Крейтона и юностью Уоллиса.
— Должен признаться, что это утро для меня конец предыдущего дня, а не начало следующего.
— Неужели? — Взгляд серьезных серо-голубых глаз Уоллиса оторвался от птиц на арене, которые проверяли силу друг друга. — И что же не давало вам уснуть?
Дейд пожал плечами и принялся разглядывать юношу, чье внимание было вновь приковано к происходящему внизу. Страх и восхищение — вот что обещал Дейду Крейтон. Но не петухи, рвущие друг друга в клочья своими шпорами, а жалость и отвращение в широко раскрытых глазах Уоллиса привлекли внимание Ивлина. Когда-то и сам он испытывал подобные чувства: когда впервые стал свидетелем петушиного боя и когда впервые увидел погибших на войне.
Прошло так много времени с тех пор, как он испытал эту особую смесь ощущений: ужас, гнев, жалость, возбуждение и — последнее по списку, но не последнее по значению, — какое-то виноватое облегчение оттого, что его собственные руки и ноги целы, не раздавлены, не вывернуты и не изуродованы, как у тех людей, что гибли на его глазах. Сейчас же он существовал как бы в стороне от жизни и его не трогали подобные картины. И эта отстраненность, с которой он наблюдал за происходящим, темная, тяжелая неподвижность сердца начинали пугать Дейда.
Где-то там, на поле боя, он потерял все чувства чистого и невинного человека, человека, который знал, что он такое и кто он такой. Окружающий мир перестал существовать для него. Почему? Это был всепоглощающий вопрос, который затрагивал каждую грань его существования. Почему так много мужчин умерли столь ужасной смертью? Почему он один выжил? Почему смерть следовала за ним по пятам с такой ненасытностью и забрала у него его брата? Почему Бог оставил его? Дейд устал спрашивать и не получать ответов, но не мог удержаться, чтобы вновь и вновь не задавать эти «почему», в надежде, что появится хоть какой-нибудь ответ и вернутся хоть какие-нибудь чувства.
Казалось, Уоллиса заворожило зрелище, которое полностью завладело вниманием окружающих.
— Вы собирались рассказать мне, чем занимались ночью, — напомнил он, хмурясь и стараясь не смотреть вниз, и все же не в силах отвести глаз.
Дейду не слишком хотелось объяснять юноше, где он был. Рассказ только вызовет у того потрясение.
Однако Крейтону были чужды подобные опасения.
— Наблюдал за вскрытием трупов, да, Эв? — Он толкнул Дейда локтем в бок и закатил глаза в комическом ужасе.
— Расчленение трупов, милорд? — Уоллис произнес эти слова, будто они жгли ему рот. Сейчас отвращение на его лице относилось только к Дейду.
— Ему пришлось прибыть в Ньюгейт заранее, чтобы понаблюдать за появлением трупов. — Руки Крейтона описали круг около горла, словно затягивая петлю. Весьма талантливо он изобразил повешенного, закатив глаза и с противным булькающим звуком вывалив язык.
У Уоллиса дрогнули губы.
— Значит, это правда, что болтают о вас? Я думал, что все эти намеки на близкие отношения со смертью не более чем злобные сплетни.
По лицу Крейтона Дейд видел, как забавляет того наивность Уоллиса.
— И что же ты слышал, Уоллис, мой мальчик? — спросил Крейтон театральным шепотом. — Я могу подтвердить или опровергнуть эти слухи.
— Так же, как и я, Крей, — тихо напомнил ему Дейд.
Он наблюдал за Уоллисом и бросил на Крейтона лишь мимолетный взгляд. Для него не было секретом отношение к нему Крейтона. Они с Соамсом слишком хорошо знали друг друга. Другое дело Уоллис. Юноша считал его цельным человеком, а Дейд радовался, когда видел эту веру в его глазах. Она давала ему надежду, что его душа возродится.
Толпа взревела, когда один из петушков кинулся вперед, чтобы прикончить соперника, и на Ивлина Дейда нахлынула волна тяжелых воспоминаний. Образы и звуки Ватерлоо накрыли его, вторя реву зрителей.
— Скажите мне… — Уоллис невольно вырвал Дейда из плена его памяти. Серьезность тона юноши и выражение его глаз словно лучом света прорезали темноту. — Это правда, что вы наблюдаете за каждой публичной казнью?
Темнота отступила. Дейд глубоко вздохнул. Он не отрывал взгляда от лица юноши, словно это был маяк, который проведет его сквозь мрак прошлого.
— Не стану отрицать, что посещаю казни.
Уоллис нахмурился, явно недовольный ответом.
— И правда, что вы обязательно посещаете анатомический театр и смотрите на вскрытие невостребованных трупов?
Губы Дейда превратились в тонкую линию, когда снова раздался рев толпы. Тяжелый, густой запах смерти коснулся его ноздрей. Ему не было нужды смотреть на арену. Он не сомневался, что одна из птиц мертва. Темная волна грозила снова смять и уничтожить его.
— Да.
Уоллис покраснел, а в его глазах появилось затравленное выражение.
— И правда, что вы ходите на эти ужасные петушиные и собачьи бои и не выказываете никаких эмоций, потому что вам нравится смерть, которая идет за вами по пятам?
Брови Дейда поползли вверх. Ему не нравилась смерть, ему вообще ничего не нравилось! Неужели он действительно не проявлял никаких чувств? Ни отвращения, ни ужаса, ни желания понять это состояние, что заканчивает жизнь? Странно. Он вспомнил, что сам жил, только когда наблюдал за смертью других — только тогда он испытывал хоть какие-нибудь чувства.
— Я не могу ответить на твой вопрос, Уоллис, — с трудом выговорил Дейд. — Обычно я наблюдаю за реакцией других людей, а не за своей собственной.