— Присаживайся, — говорю я.
Она колеблется, затем медленно садится как можно дальше от меня, все еще опираясь на кору.
— Что я могу для тебя сделать? — спрашиваю я, предпочитая отказаться от языка Голливуда и обратиться к образу старого доброго парня.
Она прочищает горло.
— Верно... — Останавливается, складывает руки, смотрит в сторону.
Забавно, что теперь, когда виски и гамак сброшены, она кажется почти застенчивой.
— Ты что-то хочешь? Скажи мне, что это не просьба о праздновании дня рождения, — говорю я, пытаясь разрядить обстановку. — Я не делаю животных из воздушных шаров.
Она слегка хмыкает, почти смеется, а потом смотрит на меня. Меня поражают веснушки, рассыпанные по ее носу и щекам. Эта беззаботная и юная черта кажется неуместной на женщине с таким серьезным характером.
— Я пришла за помощью, — говорит она. Изучая ее лицо, никогда бы не подумал, что она спокойна и решительна. Но я актер, и смотрю не только на выражение лица. Я слежу за ее руками. Они извиваются на коленях, и она сжимает их, пытаясь сдержать эмоции. Нервы. Беспокойство. Страх.
Я должен сказать, чтобы она уходила. Чтобы больше не беспокоила меня. У меня своих проблем хватает, не надо позволять ей сваливать на меня все, что не так в ее жизни. Я не мастер исправлять. Но... есть что-то в ней, в том, как она смотрит на меня. Не как на отжившего, а как на перспективного.
— Хорошо, — говорю. — Я слушаю.
Она закрывает глаза, и ее плечи опускаются на дюйм.
— Моя дочь, — говорит она. — Ты ее герой. Я имею в виду, Лиам Стоун.
Она открывает глаза и поворачивается ко мне. Киваю в знак понимания. У моего персонажа такое же имя, как и у меня, это было решение боссов сделать меня брендом.
— Она тоже хочет стать супергероем. Единственный способ, который она знает, — это тренироваться под руководством настоящего супергероя. Прямо как в комиксах. А ты — единственный супергерой в мире. Я хочу... то есть... я спрашиваю, не согласишься ли ты тренировать мою дочь.
Я отпрянул от женщины. Итак, я ошибся, она не отчаялась, она на самом деле сумасшедшая. Сумасшедшая фанатка. Я насмотрелся на них в прошлом. Они не могут отличить меня от персонажа, которого я играю. В прошлом это приводило к неприятным сценам.
Я разочарован. Я не понимал, как сильно хотел, чтобы она была чем-то большим, пока не понял, что это не так.
— Конечно, — говорю голосом, который, надеюсь, бесстрастен. — Я дам тебе автограф. Подпишу для вас несколько комиксов. — Встаю, чтобы дать женщине уйти с памятными вещами.
— Нет, — она хватает меня за руку. — Пожалуйста.
Я смотрю вниз на ее руку. Она краснеет и отстраняется.
— Прости. Ты просто... ты не понимаешь.
— Хорошо, — говорю я. Но думаю, что понимаю. — Как тебя зовут?
— Джинни, — отвечает она. — Джинни Уивер.
— Хорошо, Джинни Уивер. Я Лиам Стоун. Но я не супергерой. Я актер. Я сыграл супергероя. Ты понимаешь? Это притворство. — Нужно быть осторожным, когда объясняешь такие вещи. Иногда ситуация становится немного неприятной.
Она закрывает глаза и качает головой. Затем:
— Я знаю это. Я прошу за свою дочь. Она больна.
На слове «больна» ее голос срывается. И я понимаю, что неправильно понял ситуацию.
Джинни смотрит на меня, и я понимающе киваю.
— Продолжай.
— Мне позвонили сегодня утром.
— Ты говорила это.
— Доктора. — Она вытирает глаза, хотя я не вижу слез.
— Извини. Прошу прощения. Я еще никому не говорила.
Я жду, пока она справится, с чем борется.
— Лейкемия перешла в стадию ремиссии, а потом почти сразу же вернулась. Это очень редкий тип. Агрессивный. Лучше не становится. Бин, моей дочери, нужен донор костного мозга. Они сказали, что это ее лучший шанс.
Я замечаю маленький белый цветок клевера и срываю его. Мне нужно занять руки, не могу сидеть спокойно, пока она рассказывает мне об этой девочке. Я отрываю головку другого цветка и бросаю его рядом с первым.
— Они позвонили сегодня утром, — шепчет она. — По-прежнему ничего. Никаких подходящих доноров, ни в одном из реестров. Нигде. А скоро она в любом случае будет слишком слаба для пересадки.
Я роняю третью головку цветка.
— Что это значит? — спрашиваю я.
— Это значит... не заставляй меня это произносить.
Я киваю. Я не знаю эту женщину, ничего о ней не знаю, кроме того, что она немного сумасшедшая и любит свою дочь. Но, даже несмотря на это, пододвигаюсь ближе и кладу руку на ее руку. От моего прикосновения она делает дрожащий вдох, и с ее губ срывается тихий звук.
— Она написала тебе письмо, — Джинни проводит предплечьем по глазам, затем достает из кармана конверт. — Я не знаю, что там написано. Ей едва исполнилось шесть лет, но она очень смышленая.
Я киваю и беру сложенный конверт. Вскрываю и достаю синий лист писчей бумаги. Там изображен я, в моем костюме Лиама Стоуна, в черной коже и плаще. А рядом со мной девочка в плаще и маске, под ней надпись Бин.
Я смотрю на Джинни. Она отвернулась. Видимо, дает мне возможность прочитать, или сама хочет собраться с мыслями.
Я читаю письмо Бин. Оно написано карандашом. Не все слова написаны правильно, а некоторые буквы «Б» и «П» перепутаны.
Дорогой Лиам Стоун,
Все говорят, что вы не настоящий. Кроме моей мамы. Она верит в вас, и я тоже.
Я хочу научиться быть супергероем. Мой папа был герой. Он умер, спасая мою маму и меня. Я тоже хочу стать героем. Как мой папа и вы. Научите меня?
Бин.
Я держу письмо и смотрю на слова, пока они не расплываются. Рука дрожит, поэтому аккуратно складываю лист и кладу в карман.
Я не могу... Я не тот, кто нужен этой девочке. Я не настоящий герой. Я просто актер, непутевый, бывший актер, со сломанным телом и плохой репутацией. Я только сейчас решил, что выберусь из этой ямы, в которой нахожусь. Я не могу тащить на себе женщину и ее больную дочь.
— Я не... — делаю паузу, когда Джинни удивленно вздрагивает и вытирает глаза. Она сидит спиной ко мне. Через минуту она снова поворачивается. Ее глаза красные, но она спокойна.
— Что? — говорит она.
Опускаю глаза, вижу головки клевера и смахиваю их.
— Я не из тех благотворительных организаций, которые исполняют желания, — говорю я. Слова звучат грязно во рту. Но это правда, я не тот человек, который нужен для этого.
Лицо Джинни спокойно, но ее руки сжимаются.
— Ты отказываешься?
Я сглатываю привкус стыда.
— Отказываюсь.
Я не могу им помочь. Мне нечего дать.
— Пожалуйста, — она опускает глаза. — Я сделаю все, что угодно.
Вижу это в ее глазах. Она сделает. Все, что я попрошу, эта женщина сделает. Меня тошнит от стыда.
— Я не попрошу, — говорю, внезапно разозлившись. — Я не герой. Я не тот человек, который вам нужен. Ты посмотри на меня? Что я могу ей дать?
Она вздрагивает, затем рассматривает меня. Все еще влажная футболка, мои грязные руки и лицо. Мое потерявшее форму тело и измученное болью лицо. Наконец, Джинни кивает. Она понимает, я вижу это.
— Ты алкоголик? — спрашивает она. Ее голос спокойный и серьезный.
— Нет. То, что было вчера, — это редкость. Я не пью.