Е. Н. Михайлова полагает, что «каждая из этих повестей является самостоятельным художественным произведением, которое несет в себе свою особенную мысль и имеет самостоятельные художественные задачи»11. Б. Т. Удодов пишет о желании Лермонтова «крепче связать» «Фаталиста» «с другими произведениями романа»12. Как роман (единое произведение!) вбирает в себя несколько «самостоятельных», «других» произведений? Нонсенс!
Зигзаг исследовательской мысли наблюдается в книге В. И. Коровина: «…“Герой нашего времени” предстает как цикл повестей или рассказов, объединенных одним героем и необыкновенным характером приключений, которые выпали на его долю. Но почему понадобилось Лермонтову собирать разрозненные повести в один роман?»13. Тут уместнее другой вопрос: как «собранные» вместе «разрозненные» (!) повести образуют именно роман? А жанрово завершенные повести Лермонтова как раз не разрозненные, а образующие цикл.
Вот еще одна попытка защитить традиционное обозначение жанра, на этот раз агрессивное ко всяким иным определениям: «Роман, родившийся из сцепления отдельно и “замкнуто” созданных повестей, каждая из которых могла рассчитывать на самостоятельную жизнь, не только избежал опасности стать циклом повестей, но сразу заявил о себе как о явлении цельном, органически едином и все же не перестающим удивлять необычностью такого строения. Повести-главы расположились в романе, разрушив все традиционные представления о пространственной и хронологической логике сюжета, но как раз эти-то пространственные рывки и изломы времени всегда воспринимались как выражение глубоко скрытого смысла романа»14. У нас будет случай видеть, что повести (но никак не главы) создавались действительно отдельно, что сюжетны повести, а романного сюжета нет (стало быть, нет и романа), что цикл — не какое-то страшилище, а реальное литературное явление, развившееся со временем в полноценное вторичное жанровое образование, давшее оригинальную и добротную форму сцепления самостоятельным звеньям, обеспечившее тем самым книге то единство, ради которого исследователи и держатся за традиционное определение жанра, хотя в «Герое нашего времени» нет никаких романных свойств.
Для В. М. Марковича жанровая проблема нисколько не представала существенной, у него были свои задачи при изучении творчества Тургенева и его предшественников. Применительно к жанру тут идут отсылки на нечто устоявшееся, утвердившееся, но походя даются оценки чудовищные. Исследователь интересуется возникновением символического подтекста, стало быть, ему «важно рассмотреть преломление символизирующей тенденции в иной художественной атмосфере — в структуре, тяготеющей к чистой жанровой форме. Необходимый для этого материал может <?> дать “Герой нашего времени”, давно признанный первым по времени произведением русской прозы, обладающим собственно романной структурой»15. Тут только то и верно, что подобное мнение сформировалось «давно». Что же касается «Героя нашего времени», понятого как эталон формы, то можно только дивиться, как можно представить это произведение тяготеющим к «чистой» жанровой форме, обладающей «собственно романной» структурой. Тут происходит элементарная подмена: жанровые признаки подменяются иными, внежанровыми. Идет отсылка к «настойчиво» повторяющемуся в «романе» Лермонтова целому комплексу поэтических лейтмотивов». На той же странице, где сказано о тяготении «романа» «к чистой жанровой форме», он же именуется «фрагментарным», хотя «собственно» романной структуре фрагментарность ни мало не свойственна.
14
15