Проходивший мимо купе проводник вздохнул и прислушался. Оттуда слышался то смех, то загадочное бормотание. Как бы чертей пассажир не начал ловить. Белка – коварное животное, за орешками приходит после застолья.
Он нерешительно постучал в распашную дверь.
— Заходите, открыто! — раздался знакомый голос. — Ну что, дружище? Решили меня еще и чаем напоить?
Лезть в дупло или грызть орехи пассажир и не думал, а железнодорожник немедленно пожалел, что постучал.
Капитан ничем не напоминал себя вчерашнего – веселого и, главное, щедрого военного. От его пронизывающего взгляда по коже побежали мурашки, и проводник потупил глаза, потихоньку начиная беспокоиться о двух пассажирах в служебном купе и мешке с вещами, взятых для обмена в Бресте.
Ох, зачем он заглянул в это купе!
— Вам стакан или парочку?
— Если можно, стакан через каждые полчаса.
— Сделаем, товарищ капитан. Чай у вас будет до конца поездки. Еще что-то желаете?
— В вашем бронепоезде еще не сгорел вагон-ресторан?
В ответ на многообещающий кивок, пассажир барственно пошевелил в воздухе пальцем:
— Отнесите обратно посуду, — усмехнулся Панов, а хозяин вагона, бурча что-то себе под нос, удалился, унося в руках тару из-под водки.
Есть такой удивительно мерзопакостный типаж людей, от которых хочется всегда держаться подальше. Что-то такое Саша изобразил.
Ну что, первый экзамен сдал экстерном. Люди здесь, как люди. Не роботы, как жили, так и живут.
Водкой в поезде приторговывали всегда, а на куске сургуча Панов нашел едва заметный след от прокола пробки раскаленной иглой. Обычный медицинский шприц и новая пропорция воды и спирта несколько меняет гастрономическое качество смеси.
Все, хватит мышиной возни! Надо вживаться!
Теперь уже Максим Ненашев решительно засел за уставы. В дороге его не беспокоили, лишь проводник молча и носил стаканы.
На станции Негорелое московский поезд остановился.
Старая советско-польская граница с пограничными заставами никуда не исчезла. В вагон зашли пограничники, проверили документы и слегка потрясли чемоданы пассажиров, показавшихся им подозрительными.
Постояв полчаса, поезд двинулся дальше. Проехал под деревянной аркой с лозунгом «Коммунизм сметет все границы» и сразу оказался на территории Западной Белоруссии, региона с особым режимом управления.
Глава третья про чемодан, вокзал и границу рядом (2 июня 1941 года, понедельник)
Пассажирский состав прибыл на Брестский вокзал. День потихоньку угасал, и теплый летний вечер вступал в свои права, готовя город к пока еще мирному закату.
Кроме Максима на перрон выгрузилась могучая толпа командиров, от совсем еще зеленых лейтенантов до пары матерых полковников. «Эмки» и грузовики встречали редких избранных и недавние пассажиры, смыкая ряды на мощеной брусчаткой привокзальной площади, с энтузиазмом пошли на штурм гужевого транспорта.
Дополняя картину «сражения», в воздухе повисли облака пыли, табака и мата. Послышалось конское ржание.
Толпе публики с петлицами Ненашев не удивился. Военных в городе и его окрестностях множество.
Две стрелковых, одна танковая дивизия; части укрепрайона; комендатура и штаб пограничного отряда; оперативные войска НКВД, охранявшие объекты на железной дороге, а еще множество тыловых учреждений.
Кроме того, город был перевалочной базой для воинских частей, расположенных севернее и южнее Брестского гарнизона. Колея еще не везде перешита на русский стандарт, и в деле еще доставшийся от былой Речи Посполитой трофейный железнодорожный парк. Вон, как в стороне бодро дымит кургузый польский паровозик и у вагонов непривычного вида суетятся люди.
Зачем спешить?
Пусть без него бьются за пролетки и грузят вещи. Да и «рубить» по площади почти строевым шагом, поднимая руку к козырьку и эпично гремя чемоданом, не хотелось. Давно отвык от этих дел.
«Дэнги, дэнги давай!», — капитан улыбнулся, представляя, как мучаются вечным вопросом местные «таксисты»: каким же зигзагом везти до места клиента. В глазах мелькают цифры – это ум множит рубли на расстояние.
— Папа! Смотри, шпион! — раздался рядом испуганный детский голос [11].
В лице Ненашева ничего не дрогнуло, лишь в большой ягодичной мышце повело седалищный нерв. Ишь ты, разогнался! Ребенок, и тот сразу раскусил засланца!
«Спокойствие, только спокойствие!», — Панов медленно обернулся, делая выразительные глаза, ну как у того брутального кота с рапирой. Потом облегченно выдохнул.
Какой-то товарищ, несмотря на жару, одетый в черную гимнастерку без петлиц, и такого же цвета галифе, встречал на перроне семью. Наверняка дождался квартиры или пары отдельных комнат. А боялась его дочка, ребенок лет семи-восьми, не обращавшая на Сашу никакого внимания.
Предметом внимания стал проходящий мимо немолодой гражданин в приличном костюме серого цвета, при галстуке, шляпе и кожаном портфеле.
— Галя, здесь так многие одеваются.
— Если в шляпе, значит шпион, — сказала, как отрезала Галя. — Я на картинках видела и нам рассказывали. Папа, мне страшно.
— Не бойся. Вон товарищ командир Красной Армии стоит, — решил подыграть дочке отец. — Пока он здесь, не придут сюда злые шпионы.
Девочка с тайной надеждой посмотрела на Ненашева и согласно кивнула. У военного в кобуре пистолет, он точно никого не боится. Панов улыбнулся в ответ, припоминая нечто веселое: «А в глубине кармана патроны от нагана, и карта укреплений советской стороны» [12].
До войны книг про воров в законе не печатали, зато романы про иностранных агентов раскупали в миг.
Тема – золотая жила. Кто только в ней не отметился! Даже в строчках детских писателей нашей стране ежеминутно и обязательно кто-то вредил.
На бумажных станицах твердых и мягких переплетов диверсанты сыпали яд в колодцы, жгли коровники, убивали добрых лесоводов, разводили ядовитых гусениц, злостно жрущих ценный лес [13], фотографировали секретные советские заводы и коварно топили в ваннах советских пионеров. Но добро всегда побеждало зло: врагов беспощадно отстреливали чекисты и сурово судил советский суд [14].
«Ну что, давай иди, тряси мужика в шляпе! Нет на свете невиновных», — съязвил Панов, вспоминая свою прошлую замечательную работу, где клиент вечно не прав: «Граждане! Алиби, конечно, алиби, но сядете по любому!»
Естественно, Максим никуда не дернулся, а пошел смотреть вокзал.
Вот зря! Лучше перебдеть, чем недобдеть…
Ненашеву обязательно следовало узнать человека, знакомого по старой черно-белой фотографии. А «мужику в шляпе» человек, пометивший его нейтральным цветом, сразу бросился в глаза.
Гражданин рейха, переводчик многочисленных совместных советско-германских комиссий, а в глубине души обер-лейтенант абвера барон фон Каттерфельд возвращался на западный берег Буга, неся для немецкой разведки много вкусного. Эх, аккуратненько бы гада топориком по куполу.
Иначе нельзя – органы немца отпустят. Он дипломат, мать его етить!
Местный вокзал Саша видел на лишь старых черно-белых фотографиях. Построили его в девятнадцатом веке, а в пятнадцатом году сожгли отступавшие русские войска. Далее поляки, освоив руины, отгрохали внушительное белое здание, чем-то похожее на белый дворец-замок магната-шляхтича.
Царящая внутри прохлада приятно накрыло разгоряченное тело капитана.
Миновав массивные двери, Панов оказался в центральном зале.
У входа журчал небольшой фонтан, освежавший знойный воздух, врывающийся с улицы. Пол, словно шахматная доска, весь вымощен белой и светло-зеленой плиткой. Портреты Ленина, Сталина и Молотова на белом фоне висели на массивных колоннах.
14
Рекомендую «Быть на-чеку. В помощь пионервожатому, беседы в пионерском отряде» Москва. «Молодая гвардия» 1938 г.