– Будьте осторожны со своим доверием, мистер Фернов, – резко возразил он, – вы были на волосок от того, чтобы разочароваться в нем.
– Вы спасли меня, спасли, рискуя собственной жизнью. Французы могли увидеть, где вы находитесь, и напасть на вас. Я не ждал от вас такого великодушия после того, что произошло между нами. Я рассчитывал на вашу честность, но не на помощь с вашей стороны. Вы не должны отталкивать мою благодарность, несмотря на то, что стоит между нами; я приношу ее вам от чистого сердца и надеюсь, что вы…
– Молчите! – злобно прервал его Генри. – Мне не нужна ваша благодарность, да вам и не за что благодарить меня; наоборот…
Вальтер с удивлением смотрел на Алисона; поведение американца было ему непонятно.
– Есть за что благодарить! – насмешливо повторил Генри. – Нет, я не стану разыгрывать перед вами роль великодушного спасителя. Я пришел сюда не защищать вас, а убить. Не удивляйтесь, мистер Фернов! Мой револьвер был заряжен для вас, еще один шаг – и вы были бы убиты. Благодарите французов за их нападение: это они спасли вам жизнь. Когда я увидел, что шесть человек набросились на одного и вы не в состоянии больше бороться с ними, то принял вашу сторону.
Наступило долгое молчание. Вальтер спокойно смотрел на лицо Алисона, а затем подошел ближе и снова протянул ему руку, говоря:
– Благодарю вас, мистер Алисон, благодарю даже после вашего признания. Ваше сердце гораздо лучше, чем вы думаете, и, несмотря ни на что, мы больше не можем быть врагами.
Генри иронически засмеялся.
– Не можем быть врагами? – повторил он. – Вы так думаете? Вы забываете, что мы с вами – люди разных национальностей. По рецепту вашей немецкой сентиментальности, мы должны были бы броситься в объятия друг друга и поклясться в вечной дружбе; но мы, американцы, ведем себя иначе. Если мы кого-нибудь ненавидим, то наша ненависть сохраняется до самой смерти. А я ненавижу вас, мистер Фернов; вы отняли у меня самое дорогое – любимую женщину. Пожалуйста, не воображайте, что я освобождаю вас от вашего обещания драться со мною по окончании войны. Я потребую выполнения этого обещания. Не надейтесь также, что Джен будет принадлежать вам. Она дала мне слово и будет моею женою, хотя бы умирала от любви к вам.
Вальтер опустил глаза; на его лице выражалось страдание.
– Я не думал о том, о чем вы говорите, – тихо сказал он, – я хотел только выразить вам свою благодарность. Да, вы правы, мистер Алисон: мы чувствуем и думаем по-разному, а потому никогда не поймем друг друга. Прощайте, мне нужно идти дальше.
– Дальше? – удивленно переспросил Генри. – Надеюсь, не в горы? Вы теперь убедились, как опасен этот путь? Французы рыскают повсюду!
– Я знаю это, знаю также, что дальше на моем пути сосредоточены их главные силы, а все же я должен выполнить задание, если только это окажется возможным.
Американец отступил на несколько шагов и смотрел на Фернова, как на безумного.
– Вы пойдете один, раненый? Неужели то нападение, которое только что было сделано, не доказало вам, что ваши попытки проникнуть дальше бесполезны.
– Напротив, это нападение придает мне мужество.
Судя по тому, откуда показались нападающие, я вижу, что их патрули ходят по горной дороге, а потому у меня явилась надежда, что тропинка, по которой я пойду, еще свободна от неприятеля.
– Ну, это вряд ли! – усомнился Генри. – Вы пойдете на верную гибель.
– А если бы даже и так, то что за беда? – с грустной улыбкой возразил Вальтер. – Мне не придется драться с вами, а вы не станете убийцей, так как я ни за что не подниму на вас оружия, мистер Алисон. А, вот еще что! Я не знаю, каким образом вы попали сюда, минуя наш сторожевой пост, и не хочу спрашивать об этом, но прошу вас, дайте мне слово, что вы не последуете за мною, а сейчас же вернетесь в замок по той же дороге, по которой пришли сюда.
– Мне нечего делать в горах, – мрачно ответил Генри, – я возвращаюсь в замок.
– Прощайте, и еще раз благодарю вас! Фернов повернулся и скрылся в кустах. Американец долго смотрел ему вслед.
– Он идет так спокойно, точно никакой опасности для него не существует, ох, уж этот немец! – со злобою пробормотал Генри, сжимая руки. – Я могу заставить Джен быть моей женою, но никогда не вырву этого Фернова из ее сердца; теперь я понимаю это!
На следующий день вечером капитан Шварц вступил со своим батальоном в С., к нему присоединился поручик Фернов. Они потратили целый день на переход, так как пришлось идти кружным путем, чтобы не натолкнуться на неприятеля. На другое же утро полковник со своим штабом и пришедшим подкреплением, согласно полученному приказу, двинулся вперед по направлению к Парижу.
ГЛАВА XIII
Зима подходила к концу. Прошло более полугода после той осенней ночи, когда не стало Фридриха. В воздухе чувствовалась весна. Шесть месяцев земля была скована льдом, покрыта снегом и залита кровью сражавшихся. Наконец, окончилась эта ужасная война. Французы были побеждены. Последний спор из-за Рейна показал Франции ее ошибку, и величественная река продолжала течь у берегов Германии до новой границы.
Первый гром предстоявшей войны прокатился по рейнским провинциям, опасность прежде всего предстояла Рейну; здесь больше всего боялись и молились за успех, а теперь, по окончании войны, никто так не ликовал, как те, кто жил на берегах могучей реки.
Город Б. готовился к торжественной встрече возвращавшихся воинов. На многих домах развевались флаги, окна и двери были украшены цветами; но не было праздника в семье доктора Стефана, несмотря на то, что доктор всегда первым принимал участие во всех торжествах. Теперь в его доме двери были закрыты, шторы спущены, как и у всех, кто потерял на войне близкого человека. Смерть племянника и, главным образом, присутствие сестры умершего заставляли доктора и его жену надеть траур и не принимать личного участия в предстоявших торжествах. Однако Стефан не мог удержаться, чтобы не украсить квартиры «своего профессора». Приезд Фернова ожидался на следующий день, поэтому доктор и его жена спешно заканчивали приготовления.
Теперь он стоял на верхней ступеньке лестницы и старался заправить конец гирлянды, которая должна была изображать молодого воина. Его жена поддерживала лестницу и сердито критиковала декораторский талант своего мужа. Она находила, что гирлянда висит то слишком высоко, то слишком низко, то ее надо подвинуть направо, то налево, и в конце концов заявила, что все равно вышло криво. Доктор, по указанию супруги, поворачивал цветы во все стороны, вытирал пот, ворчал и, наконец, совершенно потерял терпение.
– Ты не можешь судить, стоя здесь, дитя мое, – раздраженно сказал он, – подойди к двери и взгляни оттуда, прямо ли? Тут важно общее впечатление, а не математическая точность.
Докторша покорно попятилась назад, но в тот момент, когда она собиралась прислониться спиной к двери, дверь быстро открылась, и почтенная дама очутилась в объятиях какого-то господина.
– А, коллега, – воскликнул глубоким басом доктор, продолжая стоять на лестнице, – пожалуйста, оставайтесь там, у порога… вот так! А теперь скажите, не слишком ли высоко висит гирлянда и не криво ли вышло имя нашего профессора?
Беренд, к которому были обращены эти слова, сначала испуганно посмотрел вверх, откуда раздавался голос Стефана, а затем, не менее испуганно, вниз, на жену доктора, которую он еще не успел выпустить из своих объятий.
Вежливо извинившись перед дамой, он внимательно посмотрел на украшения и ответил:
– Очень красиво, великолепно, но…
– Я говорю, что важно общее впечатление, – прервал его Стефан с торжествующим видом и, ударив еще раз молотком по стене, спустился с лестницы, после чего дружески протянул руку своему молодому коллеге.
– Я хотел посмотреть, в порядке ли квартира Вальтера, – проговорил Беренд, обращаясь к жене Стефана, – и, к своему величайшему удивлению, нахожу здесь торжественные приготовления к его приему. Вы даже сами беспокоитесь…