Когда и с этой работой было покончено, я устал так, что уже не мог пошевелиться. Взглянув на Бертрана, глаза которого были красными от усталости, а лицо бледным как мел, я только махнул рукой, рухнул прямо на кучу синей, мастичной крошки, которая показалась мне мягче пуховой перины, и мгновенно уснул. Никогда в своей жизни я еще не спал так крепко и, что самое главное, совершенно без сновидений. А ведь я очень боялся того, что меня будут мучить кошмары, но, видимо, моя совесть была полностью чиста, раз мне ни разу не привиделись картины Ада, который мы с Берти и Конни сотворили за эти двадцать семь суток.
Когда я проснулся, то выяснилось, что мы умудрились проспать тридцать два часа к ряду. Бертран все еще храпел во всю силу своих могучих легких и стоило мне только начать будить его, еще не открыв толком глаз, тотчас завопил:
‑ Михалыч, изверг, иди ты к дьяволу! Оставь меня в покое, дай поспать еще хоть часок.
Однако я был неумолим и, поднимая его на ноги, сурово сказал своему заму:
‑ Давай, давай, вставай, нечего в мусоре валяться. Пойдем лучше пожрем чего‑нибудь, да я тебе дворец начну творить.
Бертран заныл еще сильнее:
‑ Да, ну его в задницу, этот твой дворец, я в каком‑нибудь шалаше проживу, дай мне лучше поспать хоть немного, варвар несчастный. Нет в тебе сострадания к бедному, старому магу.
Тотчас откуда‑то прилетел Конрад и встал на защиту Верховного мага, заодно прикидываясь и моим благодетелем.
‑ Мессир, вам обоим нужно отдохнуть, ведь вы проделали титаническую работу! ‑ Каркнул он бодрым голосом.
Эти слова навели меня на отличную мысль и я сказал:
‑ А ведь действительно, старина, чего торопиться? Давай‑ка лучше отправимся в Синий замок и там отоспимся.
Бертран понял, что отвязаться от меня невозможно и поднялся с кучи мусора. Правда, прежде чем отправляться в светлый Парадиз, мы привели мастерскую в идеальный порядок и хорошенько проверили надежно ли заперты наши грешники и не смогут ли они сделать ноги из Ада. Все было в полном порядке и теперь я действительно мог быть полностью спокоен, разумеется, в той лишь мере, что это разрешалось при теперешней моей должности Защитника Мироздания. Ну, ничего, вскоре у меня должен был появиться отличный помощник, ‑ второй Защитник Мироздания, чьим дублером был я сам и, по сути, занял его место в Парадиз Ланде.
Перед тем, как вернуться в Светлый Парадиз, мы все же спустились в преисподнюю и взглянули на то, как там обстоят дела. Грешники, мало‑помалу обустраивались даже в таком жутком месте, что, собственно, и было частью плана моего прыткого зама. Ведь он намеревался наращивать давление постепенно, делая день ото дня их жизнь совершенно невыносимой, безрадостной и мучительной. Чертей однако же, они уже сейчас боялись просто смертельно и прятались от них в самых густых зарослях убийственно острой, кошмарной ежевики.
Когда мы пролетали над Адом на магической, бронированной платформе, нам вслед, в основном, летели проклятья, но иногда слышались и мольбы о пощаде, что прямо указывало на правильность моего решения, которое далось мне, не без долгих и мучительных сомнений. Таких грешников я помечал эдаким магическим маркером, чтобы помощники Бертрана Карпинуса смогли внимательно присмотреть за тем, как будет возвращаться свет в их черные души.
Черти и их подруги приветствовали нас радостными воплями и проявляли невероятный энтузиазм, но их прыжки и ужимки меня не очень‑то радовали. Уж слишком мрачной была обстановка вокруг. Но, увы, это был стопроцентный, настоящий Ад, а отнюдь не курорт и внизу находились вовсе не добропорядочные граждане, а самые отъявленные негодяи, в чьих душах не было ни единой светлой искры и обрети они все разом тела на Земле, вот это был бы настоящий ад.
Именно поэтому я и пошел на такие крайние меры, чтобы не допустить какой‑нибудь консолидации сил зла. Это добро всегда расплывчато, аморфно, мягкотело, и страдает излишним индивидуализмом, а как раз зло, точнее черные души, тем и ужасны, что они легко сбиваются в стаи, чтобы им было сподручнее творить свои грязные, поганые дела. Создавать в Зазеркалье эдакие эскадроны смерти, посаженные на белоснежных и золотых пегасов, чтобы охотиться на людей с черными душами я не мог, а потому мне оставалось только одного, кропотливо отлавливать черные души в их свободном полете.
ЭПИЛОГ.
Из эпилога сего повествования, мой любезный читатель узнает чем завершилось мое долгое пребывание в Парадиз Ланде и как я вновь вернулся в Зазеркалье, в Москву, в то же самое зимнее утро, из которого я попал у этот удивительный мир.
Мы возвратились в Синий замок еще засветло, на моих часах, которые я за эти дни уже устал переводить, не было еще и восьми вечера. После жутких пейзажей Ада, Синий замок показался мне особенно чудесным, а его обитатели добрыми, прекрасными и милыми. Однако, не смотря на это, что‑то мучительно стискивало мою душу стальным обручем и не давало вздохнуть мне полной грудью. Похоже, что и Бертран тоже чувствовал себя отвратительно и я подумал, что взвалил на него слишком уж тяжелую, непосильную ношу. Когда мы ступили на мраморные плиты площади перед его Лунной башней, я толкнул Бертрана в бок и спросил его:
‑ Слушай, старина, может быть ты хочешь отказаться? Я пойму тебя и не стану перечить. Главное мы с тобой уже сделали, наши черти пашут просто как черти, ну, а за всем остальным я буду теперь сам приглядывать время от времени.
В ответ на это старый и мудрый маг сказал мне:
‑ Нет, Михалыч. Эту работу нельзя бросать на самотек, от нее зависит само будущее Зазеркалья. Силы зла имеют просто дьявольскую способность к объединению, а добро всегда расплывчато, неорганизованно. Тебе, как Защитнику, еще не раз придется принимать совершенно непопулярные в народе и даже среди твоих самых ближайших помощников, меры, но на то ты и Защитник, чтобы предусмотреть все. Сегодня ты сделал то, чего я никак от тебя не ожидал, даже у Яхве не хватало духу на подобное, а ты решился. Господь Бог, наверное, очень доволен твоей смелостью, решимостью и силой духа и потому я подставлю свое плечо под эту тяжкую ношу, которую ты на себя взвалил.
Не зная, какие слова благодарности я должен был сказать этому здоровенному парню, который так точно понял то, о чем я и сам думал, я просто предложил ему:
‑ Берти, а давай‑ка завалим прямо сейчас в Золотую башню, да ка‑а‑а‑к залезем в магические купели, ты в ту, что с моей золотой водой, я в другую, с твоей зеленкой, а потом бегом, чтобы не расслабляться, подадимся в башню фей, да ка‑а‑а‑к зададим с тобой, жару сразу всем этим очаровательным красоткам? Ну, как, ты согласен, Берти?
Маг взглянул на меня своими темно‑карими глазищами, широко улыбнулся и ответил:
‑ Что касается твоей магической купели, то я за, ну, а в отношении фей, Михалыч. Ты меня извини, но где уж мне, со своим ростом, любить этих крохотулечек. Нет, я лучше вернусь из Золотой башни к себе, там меня всегда дожидаются две та‑а‑а‑кие красавицы из Малой Коляды, что мне давно уже не до фей или еще каких‑то других красоток. Эти русские девушки, мои подруги, что‑то совершенно фантастическое.
Что же, замечание Берти было вполне уместным, а упоминание о русских подругах и вовсе объясняло все. Тем не менее, мы оба с удовольствием приняли водные процедуры. Мой друг даже признался мне, нежась в магической купели, что она оказывает на него совершенно особое воздействие, не то что купели, размещенные в подвалах. После этого мы с ним разбежались в разные стороны просто с невероятной прытью.
Свое обещание, данное Гризелле, я не в коем случае не собирался нарушать, но не только потому, что оно вообще было мной дано. Просто мне давно хотелось заглянуть в Синий замок и навестить именно эту прелестную смугляночку, жгучую брюнетку с мальчишеской стрижкой, пышной грудью и божественной фигурой с осиной талией. Так что ночь, проведенная с Гризеллой, в тело которой, весело хохоча вошло еще две дюжины прелестных фей, без какого‑либо преувеличения, была просто сказочно прекрасной. Да и феям моя магия очень понравилась и они покинули главную спальную комнату их башни чуть ли не под утро, полностью уверенные в том, что в ней воцарилась новая королева фей.