Через несколько минут мы, наконец, добрались до четырех больших хижин‑одиночек, стоящих на противоположном конце ромбовидной, лесной поляны. Мы спешились и я смог заняться нашим больным товарищем и принялся осматривать его. У Хлопуши был сильный жар, затрудненное дыхание и сильные хрипы в легких. Если бы мы были в Зазеркалье, то я скорее всего подумал, что парень сильно простудился и у него начинается бронхит.
Решив не принимать во внимание тот факт, что молодой вудмен был ранен отравленной стрелой, я стал лечить именно простуду и приступил к этому согласно своей собственной методике, основанной на применении ударных доз сульфамидных препаратов, тем более, что нужные мне средства в аптечке имелись. Помогать мне вызвались Лаура и Ослябя, который, как я уже знал, и сам слыл неплохим знахарем, но лечил в основном только человеческие заболевания.
Достав из аптечки колдрекс, норсульфазол и аспирин‑упса, я велел Лауре вскипятить на газовой плите большой чайник воды. Больному, на мой взгляд, требовалось, жаропонижающее, горячее питье, теплая постель и крепкий, спокойный сон. Кровати у сатиров были большие, деревянные и довольно удобные, с мягкими холщовыми тюфяками, набитыми сухим мхом, но, самое главное, в большом сундуке, стоящем посреди круглой комнаты, лежало с полдюжины теплых меховых одеял.
Подложив Хлопуше под спину несколько подушек, я первым делом велел ему выпить сразу десять таблеток норсульфазола и запить их чашкой воды, в которой растворил полторы дюжины таблеток аспирина. Ослябю очень заинтересовало, чем это я потчую его брата и он принялся по слогам читать надпись, водя по ней корявым пальцем. Лаура отобрала у него упаковку и бойко прочитала название лекарства:
‑ Растворимый аспирин‑упса, Ослябя.
Ослябя тотчас хрюкнул и стал оглядываться вокруг.
‑ У какого такого пса, нетути тут никакого пса окромя меня и этого щенка, Лаурка.
Из всех четырех вудменов Ослябя хотя и был самым старшим, оказался самым смешливым и юморным. Он постоянно хохмил, но эта хохма мне понравилась больше всех прочих и я прыснул от смеха. Следом рассмеялись Лаура с Ослябей и даже Хлопуша, хотя ему точно было не до смеха, стал издавать слабые, квохчущие звуки. На шум к нашей хижине прилетел Уриэль и, просунув голову в круглое окошко, забранное занавеской и покрутив кудрявой, золотоволосой головой, громко поинтересовался:
‑ Над чем потешаемся, если не секрет?
Лаура сказала ему сквозь смех:
‑ Да вот, пытаемся аспирин у пса отобрать.
‑ Ну если у этого, полудохлого, то тогда еще можно, а если вы решили связаться с его братцем, то тут я вам не помощник. Мне еще рано помирать. ‑ Весело отреагировал на шутку девушки ангел и принялся наблюдать за моими действиями.
Чайник, наконец, вскипел, я развел в большой глиняной чашке колдрекс и вручил её Хлопуше, наказав выпить горячее питье поскорее. Уже после нескольких глотков по мохнатой, вытянутой морде вудмена побежали обильные струйки пота и он жалобно заныл:
‑ Михалыч, ох‑ти, душно мне, в жар бросает, а давеча все озноб бил.
Заботливо укутывая парня вторым одеялом, я сказал:
‑ Это хорошо, Хопуша, что тебя в жар бросает, вот пропотеешь как следует и вся хворь из тебя выйдет. ‑ Обращаясь к его старшему брату я добавил ‑ А ты, Ослябя, проследи за тем, чтобы этот пострел хотя бы часа три‑четыре не раскрывался.
Покрутив головой, Ослябя сказал мне:
‑ Барин, ты псовина, как человека лечишь.
Посмотрев на вудмена, я с грустью сказал ему:
‑ Ослябя, да, вы и есть люди, только больно косматые и с портретом вашим кто‑то малость переусердствовал.
Похлопав Ослябю по плечу, я вышел из хижины. Вечерело. Бирич и Горыня уже расседлали коней, завели их в загоны, напоили, натаскав в большое, деревянное корыто воды из ближайшего родника и задали им овса и сена. Теперь они быстрым темпом заносили вьюки в одну из четырех хижин, в которых нас поселили. Судя по всему, им не терпелось поскорее управиться и пойти погулять по Микенам. Наши хижины стояли на отшибе, но не настолько далеко, чтобы вудмены не слышали звонкого, игривого женского смеха и песен.
Оба мохнатых брата в пять минут перетаскали вьюки наверх, явно, мечтая успеть познакомиться с женским контингентом Микен до того момента, когда их ревнивые бой‑френды загонят своих красоток в хижины. Из рассказов Уриэля и Лауры я уже знал о том, что брачные союзы в Парадиз Ланде большая редкость и они заключаются в основном только в среде людей, живущих в городах. Это была одна из причин, по которой Лаура скрывалась в лесах, ей уже давно настала пора выйти замуж, но она об этом и думать не хотела.
В том, что сегодня Бирича и Горыню мне будет не увидать, я был полностью уверен, а потому предложил братьям взять по бутылочке крепленого вина и прихватить с собой сладостей, чтобы действовать наверняка и завоевать сердца красоток не только своей мужественностью, но и редкостными для Парадиз Ланда угощениями. Ну, а для того, чтобы и без бабоукладчика они были привлекательными, я обильно оросил их одеколоном, чтобы несколько отбить уже начавший появляться запах псины. Уриэль так же занимался сборами на вечеринку, но он, все‑таки, отдавал предпочтение куда более крепким напиткам. Лично я в этот вечер не собирался уходить далеко от хижины, памятуя о том, с какой обидой и даже злостью на меня глядели сатиры, когда я целовал их подруг.
Для того, чтобы в Микенах сегодняшним вечером было немного повеселее, чем обычно, я поднялся в хижину, в которой Бирич и Горыня сложили нашу поклажу и, достав из вьюка магнитофон, перебросил его Уриэлю вместе с несколькими кассетами и компакт‑дисками. Ну, а чтобы ангелу было веселее заводить публику, я немного пашаманил с ракетницей и пальнул несколько раз в небо, целясь так, чтобы ракеты повисли в воздухе точно над центральной поляной Микен. Эти ракеты не падали вниз, светили яркими, разноцветными огнями и должны были гореть целых шесть часов подряд, именно таков был мой магический приказ.
Лаура уже хлопотала внизу, устанавливая в просторном, круглом загончике под хижиной, в которую Горыня отволок мою надувную кровать, походную газовую плиту. Девушка хотя и устала за день, все же собиралась приготовить мне ужин. Спустившись к Лауре, я попросил её оставить плиту в покое и с помощью магии сотворил миленький интерьерчик с большой газовой плитой, белоснежной кухней современного дизайна и полным набором посуды.
Кухня была даже оснащена холодильником, мойкой и стиральной машиной, а также несколькими креслами и диванами, стоящими возле стен, большим, круглым обеденным столом, покрытым темно‑вишневой скатертью, над которым висела люстра со стеклянными цветами и дюжиной белых, венских стульев с мягкими сиденьями, обтянутыми вишневым шелком, два из которых я поставил возле стола. На это у меня ушло несколько кубометров грунта, а потому пол понизился на добрых полметра и что бы интерьер был завершенным, я покрыл его полированными плитами черного и белого мрамора, не забыв устроить под полом бетонную стяжку. Творил я на совесть и был уверен в том, что кухня к утру не исчезнет.
Мне вообще‑то очень понравилось работать с Кольцом Творения и уже не требовалось, как в первый раз, когда перстень мага Альтиуса попал в мои руки, сжимать каст пальцами, чтобы вызвать голубой луч. Теперь он появлялся по моему первому желанию и мне не приходилось тщательно диктовать приказы, а было достаточно всего лишь представить мысленно, чего я хочу. Кольцо Творения стало для самым лучшим в мире инструментом, без которого я уже просто не мыслил своей жизни.
Лауре новая столовая очень понравилась. Особенно газовая плита с четырьмя горящими конфорками. Как раз по этому поводу у меня были претензии к своему творению, так как у меня получалась лишь ловкая имитация сложной бытовой техники. Внутри, за исключением духовки, эта плита была керамическим монолитом и огонь был магическим, а стало быть, должен был гореть постоянно. Впрочем, не смотря на это, плита работала вполне надежно и чайник на ней вскипел очень быстро.