— Он вышвырнет нас вон!
— Он уже нас вышвырнул.
— Да? Ну тогда давай.
На борту частного авиалайнера всемирно известного вокально-инструментального квартета «Би-би-битлиз» Ллойд Дженкинс жадно затянулся коричневой сигареткой, глубоко вдохнул дым и несколько секунд молча наслаждался ароматом цветка, которого, насколько я мог судить, нигде в самолете не было.
— Так вот и говорю, чувак, — продолжал он, — если ты не можешь трахнуть цыпку, когда ты этого хочешь, какой тогда прок от этой медитации?
— Прок.
— Когда мы вас там увидели, ну, на той клумбе, и когда тот святой человек напустился на вас, я подумал: ну и какого хрена этот старикан выгоняет Адама и Еву из райского сада в тот самый момент, когда они только-только вкусили райского наслаждения. А я вспомнил, что у нас в Ливерпуле цыпок до фига, понимаешь, и цветочных лавок до фига и больше, а тут одни только назойливые мухи. А этот Маниш-шманеш…
— Маништана.
— Ну да. Так он нам сказал, что мухи есть часть единичности и троичности трех, и что человек духа внушает себе, что назойливых мух не существует. Хорошая идея, я бы сказал, но мне придется укуриться в дупель, прежде чем я смогу отвлечься от мухи, залетевшей мне в ноздрю.
— Мне нравятся ваши пластинки! — заметила Федра.
Он бросил на нее вожделеющий взгляд.
— Ах, девушка, — сказал он ей. И, обратившись ко мне, добавил. — Твоя?
— Моя.
— Ну и повезло ж тебе, чувак! Мы сделаем остановку в Нью-Йорке, но ненадолго — только чтобы поцеловать благословенную американскую землю и покедова! Наши цыпки в Ливерпуле, понял? Цветочки — это прекрасно. Но цыпки все же лучше. Цыпки во сто крат лучше цветочков.
— Аминь! — подытожил я.
Глава 16
— Убийство в Лондоне, — угрюмо перечислял Шеф, откинувшись на спинку вертящегося кресла. — Нелегальный въезд в ряд европейских стран. Беспорядки в Кабуле.
Он уткнулся взглядом в свой стакан с виски. Я умудрился провести в своей квартире целых два дня, прежде чем один из его гонцов прислал мне от него весточку. И вот мы сидели у него, в номере одного из неприметных отелей в центральном Манхэттене, где он был зарегистрирован под nom de guerre-froide*. Он отпил виски. У меня в руках тоже был стакан, но я не пил, а только вдыхал аромат испаряющегося виски.
— Я же многого от тебя не требую, — продолжал он, — меня интересует только отчет в самых общих чертах. Что касается твоих похождений в Англии, то, полагаю, мы сумеем тебя выгородить. Коль скоро ты здесь, а они там, это не выльется в неразрешимую проблему. Высокое начальство примет решение не начинать процедуру экстрадиции, а среднее звено спустит все на тормозах и не станет поднимать шум из-за столь незначительного нарушения. Но мне бы очень хотелось от тебя услышать, что же там, черт побери, все-таки произошло на самом деле.
Я не мог на него обижаться. Шеф считал, что я работаю на него, и если бы дело обстояло именно так, вполне логично ожидать, что я дам ему полный отчет о проделанной работе. Его сотрудники, к числу которых я принадлежал — или не принадлежал (это зависит от того, как на все посмотреть), обычно работают в автономном режиме. Никаких тебе регулярных отчетов в трех экземплярах, никаких паролей и отзывов, то есть вообще ничего, кроме действий исключительно на свой страх и риск и по личной инициативе, действий, как считается, во благо человечества и родины, хотя и не обязательно именно в такой очередности. Поэтому Шеф никогда и не требовал слишком многого, но был вправе выяснить, чего я добился и зачем.
И я ему все выложил начистоту.
Впрочем, тут мне надо оговориться. Мой рассказ в том виде, в каком он изложен в этой книге (тем из вас, кто открыл ее на этой самой странице, советую ее закрыть и дальше не читать!), вряд ли создает впечатление, будто все что со мной произошло, произошло исключительно в силу моих патриотических убеждений. Вот я и рассудил: мое реноме не сильно повысится, если я признаюсь Шефу, что вся эта хренотень вышла как-то сама собой и даже по глупости.
Правда, я ему честно сказал, что уехал из Штатов по личной надобности. Но в дальнейшем мое буйное воображение стало сильно отклоняться от исторической правды, пока мой отчет и истина не оказались окончательно в разводе.
Артур Хук, заявил я не моргнув глазом, был коммунистическим агентом и ключевым звеном в международном заговоре. Поставляя в Афганистан белых девушек, где их ожидал удел рабынь, он помогал окопавшимся в стране русским агентам зарабатывать финансовые средства на диверсионные операции, одновременно подрывая устои морали у женщин свободного мира.
Бросив на Шефа взгляд украдкой и поняв, что пока мой отчет воспринимается им благосклонно, я стиснул зубы и продолжал гнуть свою линию. Узнав о неприглядной роли Артура Хука, впаривал я Шефу, я был вынужден ликвидировать его, чтобы он не сумел проинформировать своих сообщников о моем появлении в Афганистане. Затем мне удалось проникнуть в подпольную сеть советских агентов в Англии и выехать из страны вместе с ними, но в самый последний момент они меня раскололи. От них я узнал детали плана военного переворота в Афганистане. Поддавшись патриотическому порыву, я понял, что мой долг не только вырвать невинную американскую девушку из лап коммунистических работорговцев, но и предотвратить коммунистический мятеж.
(Мне очень стыдно за все, что я ему наплел. Простите меня!)
С помощью прозападных элементов в Кабуле я сумел достичь поставленной цели: мятеж был пресечен в зародыше, коварные планы русских были сорваны буквально накануне того дня, когда должен был разразиться переворот. Русское посольство, это гнездо авантюристических заговоров и подрывной деятельности, теперь лежало в руинах, то есть от него буквально не осталось камня на камне. Главарям неудавшегося путча больше не удастся возглавить никакой новый мятеж. А шайку коммунистических головорезов, включавшую не только коварных русских, но и наихудших представителей восточно-европейского люмпенства, разъяренная толпа свободолюбивых афганцев буквально растерзала на моих глазах.
— Итак, — подытожил я, — мне кажется, все сложилось для нас как нельзя удачно, Шеф. Я даже и не подозревал, что мне удастся сорвать столь изощренно спланированную операцию…
— А был ли хоть один случай, когда ты что-то подозревал?
— …иначе я бы, разумеется, предупредил вас заранее о своих намерениях!
— Ммм, — неопределенно отозвался он, залпом допил виски и потянулся к бутылке. Заметив, что мой стакан еще не допит, он взглянул на меня с упреком. Я быстренько влил в рот остатки виски, и он налил нам по второй.
— Ты всегда показывал неплохие результаты, — похвалил меня Шеф.
Я промолчал.
— И теперь нельзя сказать, что ты поработал неудачно. Согласен?
— Ну, вам виднее…
Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
— Но я должен тебе кое-что сказать, Таннер. Для твоего сведения. Кое-что… мм… необычное.
— Да?
— На этот раз ты допустил просчет.
— Сэр?
— И довольно серьезный просчет.
— Сэр?
Он развернулся в кресле к окну и стал изучать городской пейзаж. Я глотнул виски. Теперь мне почему-то страшно захотелось выпить.
Не оборачиваясь, он продолжал:
— Таннер! Я имею в виду этот государственный переворот в Афганистане… Это не они, понятно?
— Сэр?
— А мы…
— Мы?
— Мы. То есть мы, но — не мы. Ведь если бы там были замешаны мы, ты бы об этом непременно узнал. Нет, это на наше ведомство. Мы тут совсем не при чем! Ты только не пытайся оправдываться… Не нужно. Это дело рук наших вашингтонских бойскаутов!
Я чуть не проглотил язык. Но вовремя проглотил виски.
— ЦРУ! — воскликнул я.
— Именно!
Я промолчал.
— Афганское правительство придерживалось нейтралитета, ты же сам знаешь. Они получали колоссальную помощь от русских. Насколько я слышал, они им построили новое шоссе…