Правда, все это продолжалось недолго: на шум выскочил старик с мухоморами в волосах. Лицо его было перекошено от гнева.
-Эта жертвы Лесного бога и трогать их - нельзя! - закричал он, брызгая слюной и потрясая сухонькими кулачками. - Только жертвенный нож может прикоснуться теперь к ним! А ну, брысь домой, и до утра чтоб носа наружу не казали, а не то Лесной бог вас накажет.
Испуганные дети рванули к пещере. Старик захромал следом. Сушеные мухоморы весело подпрыгивали в его волосах при каждом шаге.
Выждав еще немного, я подскочил к столбу. Увидев меня, Васька обрадовался.
-Генка, друг, живой! А я уж думал, что там на поляне… Как я рад, что ошибся. А нам похоже пришел конец...Если только ты что-нибудь не придумаешь.
Он покосился на пещеру и умоляюще зашептал:
-Генка, выручай! Эти дикари хотят нас принести на рассвете в жертву. А коней - они уже того жарят…
Тут поднял голову и сэр Кобальт:
-Вы что это всерьез?
-Что?
-Надеетесь на помощь кота?
-Да, всерьез. Вы знаете какой у меня кот?
Сэр Кобальт усмехнулся.
-Вы бы лучше помолились. Сейчас самое время... Хотя я совсем забыл: у Вас есть потрясающая способность исчезать. Так что, давайте, исчезайте.
Он снова поник головой. Тут я с некоторым удивлением заметил, что сэр Кобальт лопоухий. “Наверное, поэтому он и носит длинные волосы,” - решил я.
Васька скорчил ему рожу и, повернувшись ко мне, шепнул:
-Действуй Гена, одна надежда на тебя.
И вздохнул.
А я начал действовать: ободряюще мяукнув Ваське, подобрался поближе к пещере и стал ждать, когда ее обитатели лягут спать.
Это пока все, что я мог сделать.
Ждать пришлось довольно долго. Но, как говорится, быстро лишь сказка сказывается…
Глава 29. Побег
День понемногу угасал и неровный овал входа в пещеру светился все ярче. Этот теплый, мягко подрагивающий свет действовал на меня убаюкивающе. Голова моя понемногу тяжелела, глаза слипались...
Несколько раз из полудремы меня выводили взрывы хохота и чересчур громкие выкрики, порой долетающие из пещеры. Но вскоре я перестал обращать внимания и на это, все глубже погружаясь в сон.
И снился мне старик с мухоморами. Он стоял у школьной доски и что-то быстро писал на ней, громко стуча и кроша мелом. Я попытался заглянуть старику за плечо, чтобы получше рассмотреть написанное, но старик вдруг, резко повернувшись ко мне, крикнул:
-Это тайна, и она принадлежит Лесному богу!
Но я все же успел прочитать:
“Они уйдут, а ты останешься.
И как ты с этим, Гена, справишься?”
“Откуда он знает мое имя?” - мелькнуло у меня в голове.
От удивления я и проснулся. Проснулся и не увидел подрагивающего светового пятна: вход в пещеру был завален изнутри огромным валуном.
К тому времени, в лесу совсем стемнело и на небе ясно проступила луна, аппетитная, как яичный желток.
Где-то за горой вдруг тоскливо завыли волки. Вначале один, потом другой, третий… Наверняка, в обычное “человечье” время, этот вой нагнал бы на меня тоску или даже страх, но сейчас от него стало как-то спокойнее. Это был знак того, что Вожак и Белая мама рядом и в случае чего придут на помощь. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить.
Выждав для надежности еще немного, я подкрался к входу. Валун хоть и перекрыл его, но, по счастью, не до конца: оставшаяся щель была вполне достаточной для мелкого и худого зверька, вроде меня.
Края пещеры терялись во мраке. Пахло костром, жареным мясо и густым человечьим духом. В центре был расположен очаг или вернее обложенное камнями костровище. Угли в нем еще тлели, отдавая последний жар. Неровные блики подрагивали на низком закопченном потолке. Над углями, на установленной между двух рогатин жердине чернели остатки конской туши.
“Бедные наши лошадки,”- со вздохом подумал я.
Вокруг костровища на расстеленных мохнатых шкурах вповалку спали лесные люди. Я крался меж ними в поисках какого-нибудь режущего предмета. Желательно небольшого. По моей, так сказать котосиле. Но кроме обглоданных до блеска костей, как назло ничего не попадалось.
Лиса я заметил почти сразу. Его вообще было трудно не заметить. Он возлежал на небольшом покрытом шкурами возвышении, рядом с костровищем. Честно говоря, мне не особенно хотелось к нему приближаться. От одного воспоминания о той сцене на просеке бросало в дрожь. Да и его “Железный зуб” был явно мне не по зубам.