В окнах той квартиры горел свет, он видел часть комнаты – малиновые стены, картины в старинных рамах, кисейные наряды на безголовых манекенах. Девушка все еще была там, примеряла шляпку с лентами, дурачилась и сама себе строила рожицы перед высоким зеркалом. Теперь Андрей смотрел на нее с теплым чувством, как на близкого человека. Ее лицо и тонкая фигурка и в самом деле казались ему странно знакомыми. Сердце его на секунду сжалось, как бывает, когда мечтаешь о далеком и несбыточном. Андрей помахал рукой, но незнакомка, конечно, не увидела его. Лишь Бижу, лежащий в золоченом кресле, заметил и завилял куцым хвостом. Жаль, что собаки не умеют говорить.
Глава 4
Офицеры
Только в средней русской полосе на повороте весны к лету бывает разлит в воздухе этот крепкий медвяный запах цветов и трав. Природа наша неброская, листва деревьев пышна, но окрашена одним скучным цветом. Зато как украшают траву полевые цветы и какое надо всем стоит небо – высокое, будто праздничное. И как хор славословия, поднимается к небу нескончаемый звон кузнечиков и птичьих голосов.
В первый по-настоящему жаркий майский день у озера собрались на пикник молодые офицеры. В тени деревьев был брошен на землю ковер. Вытянув ноги в щегольских сапогах, полулежал на траве блондин лет тридцати пяти, с насмешливым, слегка одутловатым от излишеств жизни, но все еще красивым лицом. Раздавались короткие возгласы.
– Валет. Иду в дефиле!
– Бросаю в огонь дивизию!
– Пошли пулеметы. Козырем!
Компания собралась почти случайная. Блондин – штабной адъютант барон фон Ливен. Напротив него – гвардии пехотный капитан Михайленко, присланный из военной академии. Третьим игроком был вечно рассеянный, близорукий и толстощекий штабс-ротмистр Соболевский. Все трое заядлые картежники, за две недели межвойсковых маневров они каждый вечер сходились на квартире Ливена, вели баталии в сигарном дыму, словно разыгрывали наступление армий.
Молодой подпоручик лейб-гвардии Конного полка Алеша Репнин был взят на пикник за компанию, по доброте Соболевского, который имел какие-то дела с его отцом, богатым помещиком, и по этому случаю опекал юношу. Подпоручика не брали за карточный стол – барон смеялся: «Куда черту садиться с младенцем», – зато обучали другим офицерским премудростям: пить по две бутылки шампанского за вечер, держать пари, обсуждать достоинства лошадей и местных барышень. В карты не играл и другой офицер-кавалерист, поручик Андрей Петрович Долматов, молодой человек лет двадцати шести с открытым и привлекательным лицом, с небольшой бородкой, отпущенной по моде на турецкий манер.
Долматов оказался на пикнике почти против воли, из-за спора о лошадях. Теперь он стоял на берегу и смотрел на озеро, чувствуя неловкость своего положения малознакомого и не участвующего в карточной игре человека. Ему не нравились штабные офицеры, особенно фон Ливен, высокомерный и насмешливый, позволявший себе вслух ругать армейское начальство и отпускать цинические замечания о женщинах. Поручик давно хотел распрощаться с товарищами и вернуться к себе на квартиру, но молодой Репнин, с которым они были дружны, горячо просил его остаться. К тому же Долматов недавно прочел статью Соболевского о кавалерийских рейдах и рассчитывал здесь, на свободе, подробнее расспросить об этом.
Алешу Репнина больше занимала поэзия, чем военная наука. Он захватил с собой тетрадку стихов и, откинув кудрявую светлую голову, читал восторженно, упоенно:
Долматов заметил, как вздрогнула на последней фразе белая, с тонкими щиколотками, кобыла барона. Казалось, она пытается выразить свое восхищение стихами, пока другие лошади равнодушно щипали траву, хвостами отгоняя мух.
Соболевский сбросил карты, добродушно выругался, поднялся на ноги. Михайленко напряженно вглядывался в невозмутимое лицо барона, пытаясь угадать, блефует тот или ведет свою игру.
Долматов слышал, что барон фон Ливен начинал службу в их же полку. Отличился во время несчастной Японской войны, был переведен в Главный штаб и в тридцать два года состоял уже в чине подполковника и носил флигель-адъютантские эполеты. Начальство его отличало, он имел успех у дам, ему завидовали. Но он, казалось, совсем не ценил своей счастливой карьеры. Пристрастие к картам, злой и насмешливый ум вечно толкали его на ссоры с товарищами. Долматов слышал про его дуэли, после одной из которых только случай да покровительство какого-то важного генерала спасли барона от разжалования.