Войдя, миссис Клибборн бросила взгляд на Джеймса и на несколько мгновений застыла, не произнося ни слова и склонив голову набок.
– Ох, как чудесно! – наконец воскликнула она. – Наверное, теперь мне негоже называть тебя Джейми. – Миссис Клибборн говорила очень медленно, ее голос ласкал слух. Она вновь посмотрела на Джеймса в молчаливом восторге. – Полковник Парсонс, как вы, должно быть, горды! И когда я думаю, что скоро он будет моим сыном! Какой ты худой, Джеймс!
– И как хорошо выглядите вы, дорогая миссис Клибборн!
Все понимали, что ей положено говорить комплименты. Не слыша их, она злилась и портила всем настроение.
Она улыбнулась, чтобы продемонстрировать действительно великолепные зубы.
– Мне хочется поцеловать тебя, Джеймс. Вы позволите, миссис Парсонс?
– Конечно, – ответила мать Джейми, которой совсем не нравилась миссис Клибборн.
Подставив щеку Джеймсу, миссис Клибборн изобразила неземное блаженство, когда он коснулся ее губами.
– Я всего лишь старая женщина, – шепотом сообщила она всем.
Миссис Клибборн редко произносила больше одной фразы кряду, и после каждой на ее лице появлялось соответствующее выражение: игривое, мечтательное, смиренное, как того требовали обстоятельства. Мистер Джексон подошел, чтобы пожать ей руку, и она устремила томный взгляд на него.
– Ах, мистер Джексон, какую прекрасную вы прочитали проповедь!
Они сели за стол и съели суп из бычьих хвостов. Страшно подумать, на какие ухищрения пускается сатана, чтобы подобраться к истинно верующим; и суп посреди дня – одна из его наиболее опасных уловок, на которую так легко попадаются простодушные селяне и жители пригородов: среди них грех этот наиболее распространен.
Джеймс сидел рядом с миссис Клибборн, и вскоре она повернулась к нему с меланхолической улыбкой, всегда казавшейся ей самой действенной.
– Расскажите нам, как вы заслужили крест Виктории.
Другим тоже хотелось услышать этот рассказ из уст героя, но деликатность не позволяла задать этот вопрос. К счастью, миссис Клибборн таким недостатком не страдала, и теперь все желали воспользоваться столь благоприятными обстоятельствами.
– Мы все ждали этого с нетерпением, – поддержал миссис Клибборн викарий.
– Едва ли здесь есть о чем рассказывать, – ответил Джеймс.
Отец и мать смотрели на него счастливыми глазами, и полковник кивнул Мэри.
– Пожалуйста, Джейми, расскажи нам, – попросила она. – Мы видели только короткую статью в газетах, и ты ничего не писал об этом в своих письмах.
– Думаете, мне самому уместно рассказывать об этом? – Джеймс мрачно улыбнулся.
– Здесь ваши друзья, – заметил викарий.
А полковник Клибборн добавил, с восхищением глядя на жену:
– Ты не можешь отказать даме!
– Я старая женщина, – скорбно вздохнула миссис Клибборн. – И не жду, что он сделает это для меня.
Миссис Клибборн принадлежало лишь одно разумное изречение: она говорила, что старость начинается в тридцать лет, но, впрочем, не относилась к этому серьезно. Должно быть, она повторяла сотням молодых офицеров, что годится им в матери, и печально смотрела в потолок, когда они сжимали ее руку.
– Ничего удивительного я не сделал, – наконец сказал Джеймс, – да и пользы это не принесло.
– Любое доброе деяние приносит пользу, – назидательно вставил викарий.
Джеймс посмотрел на него и продолжил:
– Я лишь попытался спасти жизнь младшему офицеру, который только-только приехал в полк… но мне не удалось.
– Вы не передадите мне соль? – попросила миссис Клибборн.
– Мама! – воскликнула Мэри и посмотрела на миссис Клибборн с легким раздражением, ей не свойственным.
– Продолжай, Джейми, мой мальчик, – приободрила сына миссис Парсонс.
И Джейми, заметив, какую гордость выразило осунувшееся лицо отца, продолжил, обращаясь только к нему одному. Другие не понимали, какую боль доставляют их восхищенные восклицания, а отец трогательно сочувствовал ему.
– Этот Ларчер, восемнадцатилетний юноша со светлыми волосами и синими глазами, выглядел совсем мальчиком. Его родители живут где-то неподалеку, около Эшфорда.
– Ты говоришь, Ларчер? – переспросила миссис Клибборн. – Никогда не слышала этой фамилии. Они не из нашего графства.
– Продолжай, Джейми. – В голосе Мэри слышалось нетерпение.
– Он пробыл с нами три или четыре недели, но я довольно много от него узнал. Странно, конечно, но он очень привязался ко мне. Отличный парнишка, умный, увлеченный, искренний. Я не раз говорил ему, что его место в школе, а не на войне.