Джеймсу с юных лет внушали, будто женщины вылеплены не из той глины, что мужчины, они не так грубы и менее приземленные. Он всегда думал, что женщины – добродетельные, нежные и невинные – знать не знают о неприятностях, которые преподносит жизнь, поэтому первая обязанность мужчины – оберегать их от этих неприятностей. Джеймс считал их эфемерными созданиями с благородными принципами. Ему и в голову не приходило, что они тоже из плоти и крови, им не чужды чувства, они могут вспыхивать, и у них есть нервы… да, прежде всего нервы. Очень и очень многое, естественно, не обсуждалось в их присутствии. Если на то пошло, разговоры следовало вести только о погоде.
Но миссис Причард-Уоллес обожала откровенные беседы, – красивым женщинам это свойственно в меньшей мере, чем простушкам, – и без малейшего колебания обсуждала с Джеймсом темы, которые он считал запретными. Ее весьма забавляли смущение Джеймса, колебания, неумение найти слова и высказаться о том, что его учили всегда держать при себе. Иногда из чистого озорства миссис Причард-Уоллес рассказывала истории, которые должны были шокировать его, и наслаждалась натянутой вежливой улыбкой Джеймса, неодобрительным выражением его глаз.
– Вы такой забавный мальчик! – восклицала она. – Но вам необходимо проявлять осторожность. У вас явные задатки идеального ханжи.
– Вы так думаете?
– Вам надо попытаться хоть чуточку отступить от высоких нравственных принципов. Высоконравственный молодой человек – это довольно забавно для разнообразия, но со временем приедается.
– Если вам скучно со мной, только скажите, я больше не буду вам докучать.
– И высоконравственные молодые люди не должны сердиться. Это проявление дурных манер, – с улыбкой ответила она.
Не успев осознать, что произошло, Джеймс безумно влюбился в миссис Причард-Уоллес. Но эта любовь ничем не походила на то, что он питал к Мэри. Как он мог считать любовью жалкое чувство дружбы, управляемой здравомыслием, если теперь сгорал от неистовой страсти, иссушающей, как лихорадка? Эта женщина снилась ему по ночам. И жил он, казалось, только видя ее. При одном лишь упоминании ее имени сердце Джеймса трепетало, при встрече с ней он дрожал, словно от озноба. Оказавшись рядом, терял дар речи, в ее руках превращался в воск, воля и силы покидали его. От прикосновения ее пальцев кровь бросалась ему в голову, и, понимая это, она испытывала удовольствие. Ей нравилось видеть, как дрожь желания пробегает по его телу. Для человека сдержанного любовь – разрушающая сила. И теперь она сжигала Джеймса, пылая невидимым огнем. Джеймс сгорел бы дотла, обезумев от страсти, если бы внезапно, от случайно услышанного слова, не осознал, что происходит: он влюбился в жену своего друга Причард-Уоллеса. И Джеймс подумал о Мэри Клибборн.
Ни колебаний, ни сомнений Джеймс теперь не испытывал: он оказался в опасности, потому что не подозревал о ней. Джеймс и не помышлял предавать Мэри. Охваченный ужасом, он ненавидел себя. С обрыва он заглянул в пропасть, именуемую смертным грехом, и, содрогнувшись, отпрянул. Джеймс горько упрекал себя за легкомысленное поведение, которое едва не привело к катастрофе. Зато теперь он знал, что делать, знал, что должен убить в себе эту греховную любовь, чего бы это ему ни стоило.
Поклявшись себе никогда более не видеть миссис Причард-Уоллес, Джеймс подумал, что Бог на его стороне и помогает ему, поскольку через месяц она и ее муж отправлялись в Англию. Он подал прошение об отпуске. Решил уехать на несколько недель и вернуться уже после отъезда миссис Причард-Уоллес. Джеймсу удавалось избегать ее несколько дней, но однажды они случайно встретились, и он не успел ускользнуть незамеченным.
– Я не знала, что вы любите играть в прятки, – без обиняков заявила она. – По-моему, это довольно глупая игра.