— Добрый вечер, — сказал он, видя, что произвел своим появлением эффект разорвавшейся бомбы… той самой, что я прикопала в саду: — Меня зовут Тайлер Шоу, я… модельный агент, — и протянул моему отцу руку.
— Если вы хотите разжиться здесь деньгами, господин Шоу, — холодно произнес отец, демонстративно и подчеркнуто убирая руки в карманы брюк, — вы зашли не по адресу. Мы не идиоты.
Тайлер коротко взглянул на меня, напрягся. А затем спросил:
— Не против, если я покажу твои фото?
Едва я открыла рот, мама изумленно воскликнула:
— Он тебя фотографировал, Кесс? Вы что, пришли вымогать у нас деньги?
— Послушайте, — произнес Тайлер, сдерживая негодование: — Я не пытаюсь обмануть вашу дочь. Фотографии, которые сделал профессиональный фотограф, у нас купила крупная косметическая сеть. Кесс заработала неплохие деньги.
— Вы продали фото нашей дочери? — изумленно прошептала мама.
— С ее согласия, потому что ей уже есть восемнадцать, — ответил Тайлер. — И я понятия не имею, какого хрена она спрашивает у вас разрешения на то, что может делать и без него. Мне кажется, она достаточно взрослая, чтобы сама принимать решения.
— Вы ничего не знаете, — вмешался отец. — Кесс не может принимать самостоятельных решений.
Тайлер усмехнулся.
Усмехнуться в лицо моему отцу мог только самоубийца. И все же, я чувствовала какую-то горькую благодарность за то, что он осмелился здесь наговорить.
— Картофель остынет, — вклинилась я робко. — Может, я уже принесу курицу?
Мама вынула хнычущего Ива из стульчика, резко бросила нашему гостю:
— Вам лучше уйти!
Тайлер посмотрел на меня, приподнял бровь, будто вопрошая: “Ну, ты скажешь хоть что-нибудь, крошка?”
Я вдруг оказалась в ловушке. Я редко перечила родителям, вернее, никогда не перечила родителям.
— Кесс, — произнес Тайлер требовательно: — Может, ты скажешь им, что ты хочешь на самом деле?
— Я… я хочу съесть курицу… наверно, уже остыла.
— Кесс, сейчас есть кое-что поважнее курицы. Ты утром согласилась подписать бумаги. Ты все еще хочешь работать со мной? — о, он был очень настойчив.
— Наверно, я… — взглянула на маму, закусила губу. — Я не знаю.
Тайлер хмыкнул.
— Ладно… тогда увидимся, когда твои желания станут более определенными, Кесс, и ты перестанешь слушать людей, которые считают тебя неполноценной. Когда ты осознаешь, что будешь работать в магазине отца до самой старости, звякни мне, договорились? — и он подмигнул моему брату, развернулся и пошел к двери.
Я наблюдала, как он скрылся в холле. А затем раздался хлопок дверью, который вынудил меня броситься следом.
Я выскочила на крыльцо, сбежала по ступеням за Тайлером, который шел к машине, заложив руки в карманы, втянув голову в плечи.
— Отвали, Кесс! — бросил он грозно.
Он шел так быстро, что мне оставалось бежать рядом, путаясь у него под ногами.
— Тайлер, я… просто… я не знаю, как объяснить…
— Что именно, Кесс? То, что твои родители считают тебя идиоткой?
— Они заботятся обо мне!
— Неужели, — он закурил на ходу.
Я остановила его у самой машины, встав у дверцы.
— Они переживают за меня, Тайлер!
— Им на тебя плевать.
— Нет!
— Да, — он вынул сигарету изо рта, и она задымилась в его пальцах: — Они когда-нибудь слушают тебя, Кесс?
— Я… просто… — и я крикнула: — Я не такая, как другие. Я…
— Особенная? — этот вопрос выбил меня из колеи. — Что, Кесс Белис? Ты не такая, как все?
— Нет.
— Потому, что перемножаешь в голове гигантские, мать их, цифры? Потому что выглядишь, говоришь и думаешь по-другому?
— Не знаю.
— Ты учишься в колледже, Кесс, и работаешь на двух работах. Ты не ходишь на тусовки, не пьешь и не куришь травку. Ты святая мать Тереза, и при этом твои родители считают тебя неполноценной?
Я молчала, потому что не знала, что ответить, но больше потому, что меня душили слезы.
— Кесс, — он взял меня за подбородок, — ты можешь все, что захочешь.
— Ты говорил, что я чокнутая.
— Это был дешевый подкат, — по его губам скользнула усмешка.
— Я хочу поехать с тобой, — вдруг сказала я, и взгляд Тайлера стал на удивление серьезным.
— Со мной? — переспросил он, затягиваясь. — Ко мне?
— Да.
— Кесс, — он погладил меня по щеке, будто собираясь сказать “нет”, но сдался: — Хорошо, крошка… Останешься у меня на ночь?
— А можно?
— Ты же понимаешь, что значит “остаться на ночь”? — осторожно спросил он.