Подписано мэром Галвестона.
Еще через день получена телеграмма из техасского отделения министерства по чрезвычайным ситуациям. «Нуждаемся в вашей помощи».
И эсэмэски, самые настоящие. Одна — из министерства по чрезвычайным ситуациям. Другая — из газеты.
«Говорят, к вам обратились по поводу галвестонского кризиса. Каковы ваши планы, мистер Роу?»
Рик, судорожно сжимая в руках сотовый, сдается.
И предстаёт перед Сьюзен.
— Я им нужен, — говорит он. — Действительно нужен. Придется ехать.
Его сердце кузнечным молотом бухает о ребра. Макалоувилль повторяется снова, и он намерен пережить еще одно приключение. Обязан. Она, конечно, поймет.
— Мужчина должен исполнять свой долг, — добавляет РиК. Кто-то когда-то изрек это. Какой-то киношный герой. В этом он уверен.
— Это ненастоящее, — утверждает она.
— Разумеется, настоящее, иначе бы в новостях такое не передали.
— Я не то хотела сказать.
— Тогда что ты хотела сказать? — Не дождавшись ответа, Рик Цедит: — Я надеялся, что ты поймешь.
Он сердится. Если бы он действительно был ей небезразличен, она бы поняла, так ведь?
— А может, ты нужнее нам, — тихо произносит она.
— Едем со мной… вы оба, — просит он, разом оживившись.
— Мы не можем, Рик. Это не наша история. Она отворачивается. У Джейкоба снова простуда, и ей приходится
каждый час ставить ему градусник. Предписание доктора.
— Мне очень жаль, — выдавливает он наконец:
— Не беспокойся.
Она, как всегда, отводит глаза, снимая груз с его совести.
— Я объясню Джейкобу, что произошло. Он поймет. Ты по-прежнему остаешься его героем.
Рик берет старый «форд»-пикал, все эти годы простоявший в гараже Сьюзен, и мчится по направлению к Галвестону. В фильме пятидесятых он оказался бы на скоростной автостраде, где можно лететь, подобно ветру, но нет, это автомагистраль с двусторонним движением, и мимо снова мелькают рекламные щиты со старыми брендами и слоганами: «Смотрите на США из окон вашего «шевроле», «Предмет первой необходимости — пена для бритья «Барма».
Немногие машины, едущие навстречу в ночи, оказываются такими же древними, как его «форд». Белый пунктир посреди шоссе завораживает Рика. Перед глазами проносится вся его жизнь. Мы видим кадры его глазами: Макалоувилль, родители, Бадди Блейлок и его машина, Сьюзен, Джейкоб, Чи-Чи Эскаланте. Мы видим все образы Рика Роу за последние несколько месяцев. Что-то с ним происходит. Мы не знаем, что именно, но это важно.
И наконец он видит себя саранчой: пришелец с широко расставленными глазами. Панцирь переливается голубым и зеленым. И каким-то образом это кажется вполне естественным.
Рик останавливает машину, разворачивается и едет назад. А добравшись до дома, застает там доктора. Рик смотрит на мальчика, доктора, Сьюзен и неожиданно понимает, что это была вовсе не простуда.
— Как долго это у него продолжается? — спрашивает он.
— С нашего прибытия.
Он понятия не имеет, о чем она. Прибытие?
— Что это… что у него? — спрашивает Рик.
— Мышечная слабость. Проблема с мышечными оболочками… не знаю, как это именуется в медицине. И не уверена, что диагноз правильный. Доктор Паттерсон никогда не видел ничего подобного. — Разве ему не будет лучше в больнице? Со специалистами?
— Это невозможно.
— Проблема в деньгах?
Сьюзен, словно не слыша, поворачивается к доктору и Джейкобу, а Рик только и может, что выдавить:
— Ему может стать хуже?
Она слегка улыбается, мельком смотрит на него, и он осознает, что любит ее улыбку. Чуть кривую… небрежную… и ее зубы, пожалуй, мелковаты, но он любит эту улыбку.
— Может, да… а может, и нет.
Она произносит это смиренно, почти обреченно, и он вспоминает, что Сьюзен всегда отвечает именно этими словами: «Может, да, а может, и нет».
Никаких заверений. Никаких клятв. Никаких обещаний размером с рекламный щит.
— Он боготворит тебя, — тихо роняет она.
— Но он совсем меня не знает.
— Знает то, что ему нужно знать.
Между ними долго висит неловкое молчание, все то время, пока доктор заканчивает осмотр спящего ребенка. Рик замечает руки доктора: по ним тянутся полосы той же красной сыпи, которая появлялась на руках Джейкоба в кинотеатре, а потом на локте Сьюзен.
Он пристально всматривается. Сыпь остается. Он видит, что она вполне реальна. Очень-очень реальна. Рик хочет сказать что-то, но доктор поднимает голову, и в его глазах нечто странное, словно он тоже боится взглянуть на него. Поэтому Рик жизнерадостно объявляет:
— Будут и другие пришельцы, другие монстры, верно? Конечно, — отвечает Сьюзен. — Они всегда есть…
Она видит выражение лица Рика и понимает, что пора. Пора ему сказать. Протягивает руки, покрытые сыпью, но на его глазах красное превращается в голубое и зеленое, переливается, как крыло бабочки из дождевого леса. Так это не сыпь, а ее кожа!
И лицо… совсем не такое, как обычно. Глаза становятся невероятно синими, как пустота между звездами. Зрачков совсем нет, а зубы немного более остры, чем он запомнил. И сейчас сознает, что все это реально.
— Иногда то, что ты хочешь, — говорит она, хотя губы не двигаются, — вовсе не так уж далеко.
Он касается ее рук, и они оказываются куда тоньше, чем он помнит, и, кажется, на них лишние пальцы.
— Это атмосфера твоей планеты, — говорит она, — так на него действует. Поэтому он болеет. Но хочет оставаться здесь. Это все, что у него есть. Ведь он здесь вырос. И потому именно он может стать мостиком между нами и вами.
Ты нам нужен, Рик, — говорит она. — Мы сразу поняли, что ты именно тот, кто нам необходим, когда увидели тебя в тот день по телевизору. Знали, что ты не испугаешься. Что именно ты из всех людей способен помочь…
Он таращится на нее, потеряв дар речи. Но если бы даже и мог говорить, что тут скажешь?!
— Это я, — добавляет она, — заставила мэра позвонить тебе. Он не из наших. Нас здесь только пятеро. Отец Джейкоба был шестым. Нам было необходимо завлечь тебя сюда. Прости.
Он все еще держит ее руки. Зелено-голубая кожа должна бы вызвать чувство брезгливости, но почему-то этого не происходит. Она все та же женщина, которую он знает, даже если стала чем-то иным.
Рик кивает.
Сьюзен подступает к нему, кладет руки на плечи, так что глаза без зрачков оказываются всего в нескольких дюймах от его глаз, и обнимает. Крепко обнимает. До чего же хорошо!
Он отчетливо сознает, что они должны испытывать: Сьюзен, Джейкоб, доктор — оставшись здесь одни. Не зная, что с ними будет. Впрочем, их тела не слишком отличаются от его собственного.
— В конце концов, все мы вышли из одного галактического семени, верно? — спрашивает голос, который всегда говорит в подобной манере.
И тут он видит на ее предплечье татуировку: ужасно патриотический орел, сжимающий в когтях связку стрел — то, чего не было несколько дней назад. То, что она сделала ради него.
И это лучше всяких объяснений говорит о её чувствах. Кем бы Сьюзен ни была, она любит его, а разве не это самое главное, самое важное во Вселенной?
Мы растворяемся в синем небе.
Или звездах.
Или в новорожденном младенце.
Или в чем угодно.
Во всем, что кажется нужным и правильным.
Печатается с разрешения журнала «Fantasy & Science Fiction».