Кнут Малкантет рассек несчастного надвое прежде, чем он по глупости успел снова взглянуть на магическую вещь.
– Теперь вы можете войти, – пригласила Малкантет Чарри Ханцрин и остальных. За спинами дроу топтались спригганы под предводительством Безубы и Комтодди.
– Что это было? – пробормотала главная жрица-дроу.
– Вторжение посторонних, – ответила демоница, окинув Безубу суровым взглядом. – Ваши туннели и пещеры не так надежно защищены, как вы считаете, – добавила она уничтожающим тоном, и спригганы попятились.
– Огнедышащая гидра? – переспросила Чарри Ханцрин, качая головой. – Тебе повезло, что под рукой у тебя оказалось это зеркало!
– Повезло в том, что после того, как тварь была поймана, оно извергло всего лишь жалкого гоблина, – поправила ее Малкантет. – Я тебя уверяю, дроу, что внутри моей игрушки сидят более опасные твари.
– Никогда не видела подобной вещи, – призналась Чарри.
– Не заглядывай в него, – резко предупредила демоница. – Это подарок одного могущественного лича, который похоронен в стране, называемой на вашем языке Чулт; этот немертвый лич питается душами, пойманными в зеркале. – Она слегка повернула голову и посмотрела куда-то вдаль. – Вскоре мне нужно вернуть ему это зеркало с душами в качестве пищи и получить взамен другое. Теперь, когда темница заполнена, я не могу воспользоваться ею, не освободив одного из пленных. А некоторым из них лучше сидеть взаперти.
Растерянные жрицы попятились, и Малкантет расхохоталась, глядя на них.
Пайкел вывалился из ветви дерева в той самой рощице, около входа в подземный комплекс. Он не мог держаться на ногах и почти ничего не видел, потому что глаза его обжег огонь гидры; половина тела все еще была парализована ударом кнута демона.
Пайкел расслышал разговоры столпившихся неподалеку гигантов; они взволнованно обсуждали драку и беспорядки, случившиеся глубоко под землей, в недрах их жилища.
– Реджис, – едва слышно прошептал дворф и снова представил себе горящие тела, валявшиеся на полу в той пещере. Он до сих пор чувствовал едкую вонь – его борода была обожжена.
Как ему хотелось вернуться в подземелье и спасти своего друга, и варвара тоже!
– Вуфгар, – жалобно выдавил он.
Но он был бессилен. Пайкел никак не сумел бы справиться с могущественным демоном, даже если бы смог сейчас каким-то чудесным образом исцелиться от паралича.
Если бы он знал, кто такая на самом деле Малкантет, королева суккубов, супруга всемогущего Демогоргона, ненавистного соперника Граз’зта, он лишился бы рассудка от отчаяния.
Он хотел подняться на ноги и идти, но ничего не получилось. Он попробовал ползти, но это причиняло ему сильную боль. Он подумал было снова превратиться в пса, но какой в этом толк, если половина тела у него все равно парализована?
Пайкел пробормотал слова исцеляющего заклинания, и ему стало немного лучше. В следующую минуту он сообразил, что потратил слишком много сил на это волшебство, а результат того не стоил. Он захотел стать птицей и улететь прочь, но ведь у него была только одна рука. Птице с одним крылом далеко не улететь.
А кроме того, одна сторона тела, пораженная адским кнутом, не слушалась его – по крайней мере, временно.
До него снова донеслись голоса гигантов, и он понял, что сражение там, внизу, уже закончилось. Дворф был беспомощен, уязвим, у него не осталось сил на то, чтобы совершить магическое путешествие по корням дерева.
Но он почувствовал, что снова в состоянии изменять облик; поэтому хитроумный дворф превратился в змею. Несмотря на свое тяжелое состояние, Пайкел обнаружил, что может ползти.
Он выполз из рощи, устремился вниз по скалистому склону горы, тщательно запоминая приметы, чтобы потом найти дорогу обратно.
Солнце село, а он продолжал ползти.
Он выбрался на дорогу, упрямо двигался вперед.
Он полз почти полночи, потом выбрался на обочину, в траву, и свернулся, чтобы отдохнуть; он решил, что утром ему станет лучше, к нему вернутся способности друида, и тогда он сможет по корням деревьев быстро добраться до Хелгабала.
Но всю ночь его мучили кошмары, вызванные воздействием демонического кнута. Когда первые лучи восходящего солнца осветили дорогу, Пайкел обнаружил, что он снова превратился в дворфа, причем чувствует себя отнюдь не лучше, а хуже, чем вчера. Яд или магия, заключенные в адском кнуте, глубже проникли в его тело. Он не мог молиться, не мог просить у своих богов сил колдовать, не мог толком соображать, вспомнить хоть что-нибудь или произнести несколько волшебных слов.