И поэтому Дзирт ушел, отдалился от этой сцены настолько, что испытал искреннее изумление, когда его схватили за ворот и оторвали от земли с невероятной силой и сверхъестественной легкостью.
Звуки стали гораздо тише; он не слышал ни криков боли, ни шороха паучьих ног. Он не знал, как долго отсутствовал, и испугался, что друзья его уже мертвы.
Жалобный всхлип женщины – Консеттины – дал ему слабую надежду.
– Я могу не только причинять боль, – прошептала Ллос совершенно другим голосом, приблизив к Дзирту лицо. – Я могу дать наслаждение.
И она поцеловала его, настойчиво, страстно, и по телу его пробежали тысячи жгучих искр; они дразнили его, искушали.
Затем богиня отстранилась и соблазнительно улыбнулась.
– Одно слово – и все удовольствия твои.
Дзирт пожал плечами и покачал головой.
Ллос уронила его на пол, и он пошатнулся, словно его ударили. На мгновение в глазах разгневанной Ллос Дзирт увидел свою собственную жуткую смерть.
Но она лишь презрительно рассмеялась.
– Я могу не только отнимать, Дзирт До’Урден, – произнесла она. – Я могу также и давать. Позови свою пантеру.
Дзирт колебался.
Ллос вытянула руку, и он, проследив взглядом за ее движением, обернулся. Там, на полу, прямо перед завесой паутины, в которой запутались его умиравшие друзья, лежал какой-то предмет. Дзирт понял, что это его кошель, в котором хранилась фигурка из оникса.
– Я могу привести ее сюда сама, – предупредила Ллос, и Дзирт поверил ей.
Он позвал Гвенвивар и смотрел, как облако тумана принимает четкие очертания. Наконец пантера появилась в подземном коридоре, и Дзирт почувствовал, что сердце его мучительно сжалось.
Гвенвивар жалко поползла к нему, но лапы не слушались ее. Она взвизгнула, упала и попыталась подняться снова, но безуспешно.
Дзирт не мог вынести этого зрелища. Он хотел вытащить лук – не для того, чтобы застрелить Ллос, но для того, чтобы избавить Гвенвивар от страданий.
– Гвен, уходи домой! – взмолился он.
– Нет, – произнесла Ллос, и пантера осталась в подземном коридоре. – Я не позволю.
Дзирт развернулся к ней, затем хотел снова опуститься на пол, принять позу для медитации и унестись далеко-далеко.
Но Ллос сотворила заклинание, и он, взглянув на Гвенвивар, увидел, что пантера выздоровела.
Пантера издала рычание и приготовилась к прыжку.
Ллос лишь рассмеялась и в очередной раз взмахнула рукой; Гвенвивар отлетела назад, в паутину, и ее сразу опутали тысячи липких нитей.
– Видишь? – спросила богиня Хаоса, когда Дзирт снова повернулся к ней. – Я тоже могу осыпать дарами. Я намного больше, чем просто боль и мучения.
Дзирт признал ее правоту кивком.
– Стань моим поклонником, – приказала она. – Познай мою любовь.
– Нет. Я не могу, и ты прекрасно это знаешь.
Ллос провела языком по губам; это движение было чувственным, соблазнительным.
– Я могу вернуть его тебе, – произнесла она.
Дзирт почувствовал, что у него пересохло в горле, и внезапно испытал приступ страха.
– Ты знаешь, что это в моих силах.
– Закнафейн отрекся от тебя, – сказал Дзирт, лишь потому, что он должен был услышать эти слова, произнесенные вслух. – Он сейчас не в твоей власти.
– А разве это имеет значение? – осведомилась богиня, не обратив внимания на его возражение. – Я могу вернуть его тебе. Ты это знаешь.
Довольная ухмылка Ллос подсказала Дзирту, что она уже предвкушает победу.
Но это было не так. Богиня не могла подчинить его себе.
– Я не могу дать тебе то, чего ты желаешь, – просто произнес он. – Я не в состоянии поклоняться тебе, какими бы дарами ты ни осыпала меня, несмотря на наслаждения или угрозы. Нельзя заставить любить. Я мог бы служить тебе, и я буду служить, если такова твоя цена, но лишь до того момента, пока ты не потребуешь от меня убить невинное существо. Этого не будет никогда. – Он поразмыслил над собственными словами и покачал головой. – Хотя нет, даже в таком случае я не мог бы служить тебе.
– Ты готов обречь своих друзей на смерть, бросить свою любимую Гвенвивар корчиться в агонии, ты оставишь мысль о встрече с Закнафейном, и все просто потому, что ты не веришь в богов?
– Или потому, что я верю в нечто более великое, нежели боги, – возразил Дзирт. – В высшую справедливость и в то, что нужно всегда поступать правильно.