– Давай лесом, так короче, – не оглядываясь, бросил китаец. Ему хотелось поскорее уйти от вагона и жуткой картины, которую они там увидели.
Николай согласно кивнул. Ступив на тропу, внезапно замер и уперся взглядом в стоящий впереди куст.
– Погоди-ка, Чэн. Что это там?
Он ткнул вперед узловатым пальцем и сдернул с плеча ружье. Его напарник сделал то же самое, и, наведя стволы, охотники осторожно пошли вперед.
Они ступали медленно и тихо, не отрывая взглядов от цели. Казалось, лес рядом с ними тоже замер, притаился, как матерый волк перед прыжком.
Под кустом, свернувшись калачиком, лежал маленький китаец. Его одежда насквозь промокла и сморщенной кожей облепила худенькое тело. Дышит он или нет, определить на глаз не получилось, так что Николай опустился на колени и дотронулся до тонкой шеи. Кожа была холодная и мокрая, но охотник ощутил, как под ней еле-еле трепещет пульс.
– Живой…, – радостно констатировал он.
Чэн неподвижно стоял. Клочья тумана прилипали к нему, как саван, и китаец издали мог казаться призраком.
Николай уже собрался уходить и вдруг нащупал за воротником детской рубашки что-то шершавое. Это были звенья цепочки. Несильно потянул и увидел, что на ней болтается небольшой медальон – овальная коробочка, закрытая на простую защелку.
Николай аккуратно поддел замочек ногтем и открыл медальон.
– Чэн, смотри, – позвал он и протянул раскрытую коробочку напарнику.
Китаец сделал несколько беззвучных шагов и присел рядом с другом. Он взял медальон двумя пальцами и долго разглядывал фотографии. С одной на него смотрел улыбающийся узкоглазый мальчишка лет семи – аккуратная копия того, кто лежал под деревом, а на другой были изображены мужчина и женщина. По сходству в лицах можно было понять, что взрослая пара – это родители мальчика. Внизу на каждой фотографии чернилами были аккуратно выведены иероглифы.
– Вэй Ли…, – прочел Чэн, – так его зовут.
Чэн указал на фотографию супругов:
– Вэй Тао и Вэй Джинг…. Это те китайцы, из последнего купе.
– Похоже, мальчонка теперь сирота, – Николай еще раз взглянул на скукожившегося ребенка и сунул товарищу свое ружье. Он быстро расстегнул толстый стеганый ватник, из-под которого тут же пахнуло живым, уютным теплом:
– Иди-ка сюда! – и поднял мальчика. Через секунду из воротника ватника, под самым подбородком Николая, торчала только мокрая макушка.
– Так-то получше будет.
Бородатый охотник почувствовал, как холод от продрогшего тела Ли пробирается под одежду. Он сильнее прижал мальчонку к себе и зашагал по тропе – нужно было скорее доставить найденыша домой, в деревню.
Чэн кивнул, словно прочитал мысли товарища, еще раз оглянулся на одинокий вагон и пошел вслед за Николаем, закинув второе ружье за спину.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Наутро над просторным ухоженным двором в небольшой деревне Макеевке, который семья Николая Агафонова делила с китайцем Чэном, висела все та же гадкая, не по-июньски холодная морось.
На дворе тянула к небу оглобли пустая телега, темнела сквозь туман конюшня, внутри которой лениво прядали ушами сонные лошади, угрюмо мокли по разные стороны двора две крепкие, срубленные четвериком избы – Агафоновых и Чэна. Только небольшая кузница в самом углу сопротивлялась пропитавшей все вокруг серой слякоти. С самого рассвета из распахнутой двери и маленького оконца валил наружу красный веселый жар, звонко лупили кузнечные молоты, оглашая округу бодрым, жизнеутверждающим звоном: «Тики-бом! Тики-бом! Тики-бом!».
Этот звук пробивался и в избу к Агафоновым, где метался в тяжелом горячечном сне маленький Вэй Ли. Черные, намокшие от пота волосы, липли к подушкам, теплое стеганое одеяло сбилось на сторону. Авдотья, жена Николая, поправила постель и вытерла чистым полотенцем восковой, цвета слоновой кости лоб. Ли слабо застонал.
– Тш-ш-ш-ш… Спи, малыш, спи…
Ли пару раз мотнул головой, но после издал глубокий вдох и задышал ровнее.
Митяй Агафонов, стоявший чуть поодаль восьмилетний сорванец, обутый в отцовские огромные сапоги, в которых болтались, словно спички, тонкие ноги в подштанниках, шмыгнул носом и вопросительно посмотрел на мать. Косматая отцовская шапка висла у него на ушах, едва не закрывая большие голубые глаза. Авдотья ответила ему грустной улыбкой, легонько погладила спящего ребенка по плечу и отошла к печи, проверить травяной, терпко пахнущий отвар. Митяй, с ревнивым интересом принялся рассматривать маленького китайца. Наконец, удовлетворившись осмотром, он снова шмыгнул, вздернул нос, и, подражая матери, неуклюже потрепал больного по плечу: